Именно поэтому Гете говорил о том, что историю Наполеона надо переписывать каждые двадцать лет, посольку вся его жизнь являет собой плохо понятое людьми Евангелие.
Иными словами, будущему надо учиться у истории.
Да, она, как известно, чаще всего ничему не учит, но именно она жестоко наказывает за ее незнание.
А что такое Путь человечества, как не постоянное всеобщее самопревращение.
Приведу пример с Турцией образца 2015 года. Да, мы всегда восхищались Ататюрком, построившим на дымящихся развалинах Османской империи светское государство.
Но вот было ли это светское государство плотью от плоти и кровью от крови самих турок?
Как автор книги об Ататюрке, могу смело сказать, что о светской республике в годы ее становления мечтал по большому счету только сам Ататюрк.
Да, пока был жив Ататюрк и сильна верная его заветам армия, никто в Турции, во всяком случае, вслух, и не заикался об османских ценностях.
Но не прошло и ста лет, как в Турции с ностальгией заговорили об имперских временах и втором, на этот раз победоносном пришествии традиционной для страны религии.
И чего только в этом отношении стоит заявление турецкого руководства, что России нечего делать в Сирии, которая является частью Османской империи!
И возникает вопрос, не было ли это самое республиканское устройство для Турции чем-то искусственным, которое рано или поздно должно было дать ту глубокую трещину, которая в известной степени прошла через заветы Ататюрка?
Если мы вспомним о том, что китайская традиция настаивает на взаимопроникновении внутреннего и внешнего измерений бытия, то, вполне возможно, что применительно к той же Турции это будет означать только то, что ее внутреннее (империя) и внешнее (республика) никогда не являли собой единое целое.
Да что там Турция!
Сам Китай во время Мао с его большими скачками и бесконченой классовой борьбой прекрасно познал на собственном печальном опыте, что такое «движение за социалистическое воспитание».
— Крестьяне хотят свободы, — говорил Мао, — но нам-то нужен социализм…
Какой? Если такой, в результате более двадцати миллионом умирает от голода, как это было в том же Китае в конце пятидесятых годов, то вряд ли он нужен.
И кому «нам»?
Достверно известно, что как минимум пятистам миллионов из шестисот миллионов китайцев он был не нужен.
Более того, даже в окружении самого Мао никто не верил ни в какие большие скачки, которые только лихорадили страну.
Но, как это ни печально, не оказалось в те сложные годы в руководстве Китая благородных мужей, способных переломить ситуцию.
Маршал Пен Дехуай попытался было выступить против гробившей страну политики, но очень быстро оказался не у дел. Остальных политиков собственная судьба волновала куда больше судьбы страны.
Замахнулся Мао и на Конфуция, поскольку двух богов в одной стране быть не могло.
Напомним, что, несмотря на желание отца сделать из него знатока конфуцианства, Мао весьма проладно относился к учению великого Учителя.
Он никогда не говорил об этом вслух, но доказывал свою неприязнь к Конфуцию всей своей жизнью, постоянно выводя отца из себя и вступая с ним в пререкания по каждому поводу.
Справедилвости ради заметим, что критика культа и учения Конфуция началась в 1911 году, как символа консерватизма и традиционализма во время буржуазной революции в Китае.
А вот своего апоегя она достигла в кампании «критики Линь Бяо и Конфуция», развернувшейся в 60–70-х годах XX века.
Именно тогда Мао Цзэдун и заявил на всю страну:
— Бить Конфуция, как крысу, перебегающую улицу!
Если вы будете продолжать идти по правильному пути, то в конечном итоге вы достигнете своего желаемого пункта назначения
Стрела не обязательно пронзает мишень, ибо силы людей не одинаковы. Это древнее правило
Посмотрев на поступки человека, взгляни на их причины, установи, вызывают ли они у него беспокойство. И тогда, сможет ли человек скрыть, что он собой представляет?
Как всегда в таких случаях, видимая причина была куда как проста: маршал Линь Бяо в борьбе за власть с Мао Цзэдуном опирался на изречения Конфуция.
На самом же деле Мао никогда не нравилось тот ореол всеобщей любви и почтения, который не смогло разбить даже коммунистическое правление.
Да и не тянул Мао на того благородного во всех отношениях правителя, которого воспевал Учитель десяти тысяч поколений.
Однако победить Конфуция не смог даже всесильный на тот момент Мао, и 1980-х годах в Китае стало усиливаться внимание к учению Конфуцию как родоначальнику китайской национальной идеи.
Если же называть вещи своими именами, то после бессмысленного социалистического экперимента, принесшего стране только разрушения, Китай вернулся на круги своя, к тому, что было его плотью и кровью.