Конгревова ракета

P. S. В декабре 2015 года в издательстве Иркутского государственного университета вышла толстая – пятьсот страниц – книга «Творческая личность Валентина Распутина». В ней собраны статьи, воспоминания, проза около пятидесяти авторов… Отличная, умная, нужная книга. Такая должна если и не продаваться во всех книжных магазинах, то быть в городских, вузовских библиотеках.

Но взглянул на тираж и аж вздрогнул: сто экземпляров. Только авторам разослать да раздать тем, кто участвовал в издании. Что есть она, что нет…

2 016

Летописец печальных времен о Борисе Екимове

Борис Екимов для меня – образец писателя-летописца. Такие писатели не гонятся за литературной модой, они редко берут для своих произведений (а в основном это рассказы, большинство из которых связаны одной темой, одними героями) какие-нибудь крайние ситуации (драки, убийства, нервные срывы); им редко сопутствует шумный успех. Но они делают, на мой взгляд, очень важное дело: запечатлевают в литературе время, его приметы, его сложность.

Почти вся проза Екимова о современной ему жизни: в 70-е он писал о 70-х, в 80-е – о 80-х… И когда читаешь екимовские рассказы в журналах, газетах, то есть вскоре после написания, относишься к ним, как к пусть талантливой, но фиксации тех или иных действительных событий. Недаром некоторые критики видят в прозе Екимова очерковую основу. Но по прошествии времени, собранные в книгу, рассказы оказываются действительно настоящей, художественной литературой, которая продолжает жить уже вне контекста породившей ее действительности. Так живут рассказы Чехова, Шукшина, Казакова… Немного еще найду рассказчиков, чтобы продолжить ряд.

За долгую творческую жизнь у Бориса Екимова вышло немало книг, правда, тиражи их никогда, кажется, не были огромными, продавались без шума и ажиотажа. И вот новое издание – двухтомник издательства «Время», – появившееся в самом начале этого года, не всколыхнуло литературный процесс. К сожалению, осталось почти незамеченным.

А книги эти должны бы оказаться в каждой городской, районной, сельской, домашней библиотеке. Их нужно, необходимо читать. Прочитавший Екимова больше уже не сможет жить равнодушно – ведь он узнает, что происходит с Россией; человек будет пытаться что-то сделать, исправить, сберечь…

Один том нового издания – «Прощание с колхозом» – отдан очеркам. Другой – «На хуторе» – рассказам.

Сначала об очерках.

Большинство из них я не встречал в центральных журналах, прочитал впервые. Страшное, гнетущее впечатление они производят…

У нас много публицистов, много теоретиков, способных глубоко, умно рассуждать о любых проблемах. В том числе и о судьбе русской деревни, вымирании русского народа. Но без дыхания жизни статьи эти остаются лишь сухим теоретизированием.

У Бориса Екимова – очерки. И это действительно очерки, произведения почти ушедшего в историю жанра. В них есть художественность, есть герои, но и та предельная документальность, точность, которые так ценятся в очерке.

Первая вещь – «Дела “колосковые” – о раскулачивании и коллективизации 30-х годов. Множество цитат из дел арестованных, осужденных, сосланных. Сотни цитат, сотни дел, сотни человеческих судеб. И это только из архивов Волгограда, где живет Борис Екимов…

Этот очерк потрясает, как потрясает «Архипелаг ГУЛАГ», но следующие произведения читать еще тяжелее. Они – о нашем недавнем прошлом и о сегодняшнем.

В 1990–2000-е не сажали за колоски, не отбирали имущество, скот. Да и нет уже колосков, нет почти имущества и скота. И людей на некогда обжитой, цветущей донской земле осталось немного.

Время действия большинства очерков – 1993–1995 годы. «Год 1993-й, время перемен», – замечает Екимов. Да, это верно. Этот год стал переломным для русской деревни. Тогда она в последний, наверное, раз воспрянула духом, и тогда же ей, видимо, окончательно переломили хребет.

Так случилось, что с лета 1993-го до лета 1996-го я жил в самой настоящей деревне. Пятьдесят километров от райцентра. Поля, ферма, заводик, где шили мешки, дорожная мастерская, комбайны, тракторы… В 93-м, когда наша семья приехала в эту деревню (формально – село, хотя церкви нет уже лет пятьдесят) на юге Красноярского края, народ был настроен на лучшее. Работали, надеялись осенью получить приличные деньги. Но ближе к зиме оказалось, что несмотря на хорошие результаты и по зерну, и по сену, по молоку, мясу, хозяйство оказалось должно государству, банкам многие миллионы; зарплату задерживали. У людей опустились руки. На следующий год работали уже кое-как, начался развал…

От Дона, который описывает Екимов, до Енисея, вблизи которого жил я, четыре тысячи километров, но процесс развала до мелочей схож. Иногда меня, как человека, пытающегося тоже что-то писать, во время чтения очерков покалывала ревность: вот эта деталь и у меня есть, вот такой эпизод тоже… И наверное, по всей России происходило одно и то же.