Читаем Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования полностью

Наконец, к зрелым геополитическим «теориям» империи причисляются почему-то объединенные в одну «теорию» сочинения Н. Я. Данилевского и К. Н. Леонтьева, книжка Л. И. Мечникова о речных, морских и океанических цивилизациях, классификация типов «могущественного территориального владения» по В. П. Семенову-Тян-Шанскому и разные соображения Д. И. Менделеева, особенно насчет важности для русских Ледовитого океана и желательности сдвига демографического центра страны поближе к ее территориальному центру в Сибири. Завершается все рассказом о том, как Октябрьская революция расколола нашу геополитику на эмигрантские теории, отлученные от практики, и лишенную собственной теории большевистскую геостратегию, причем и первая и вторая были обречены на духовное засыхание, а СССР – на идейную разоруженность перед геополитически исхищренными США.

Все эти сведения, полагают авторы, должны нас убедить в существовании «российского геополитического направления, которое фактически появилось раньше многих зарубежных и тогда развивалось автономно» (с. 5).

Я тоже уверен, что в России такая традиция существовала. Но боюсь, что выводить эту традицию из клочковатой подборки разнородных примеров «пространственного подхода при анализе политики» – лишь дискредитировать утверждение о значительности и оригинальности этого явления.

Для меня от работы начинает тянуть научной неудачей с первых же страниц, когда обнаруживается, что авторы совершенно не озабочены разграничить сколько-нибудь внятно геополитику с иными географическими и политологическими практиками. Разве политическая и историческая география, возникнув раньше геополитики, не применяли к политическим объектам и процессам «пространственного подхода»? И с какой стати развитие мировой политики должна изучать выдуманная без году неделя «фундаментальная геополитика», а не респектабельная дисциплина «международные отношения»? А если «пространственный подход» еще не есть критерий геополитики, то что позволяет подгребать под одну вывеску Тютчева с Милютиным, Мечникова с Леонтьевым, Достоевского с Ключевским? Почему мы это всё должны принимать за геополитику?

Один лишь раз И. В. Алексеева с соавторами попробовали основательнее прочертить свой предмет – когда им случилось противопоставить геополитику старым школам географического детерминизма. Оказывается, «геополитические идеи нередко опирались на аргументацию географического детерминизма, однако решали собственную задачу: не «постфактумное» обоснование имеющегося, а прагматический поиск средств достижения искомой политической цели, причем не только политическими методами, но и с привлечением естественнонаучных знаний» (с. 74–75). Если не цепляться за стилистику вроде «поисков средств достижения искомой цели», мы находим тут важное утверждение: специфика геополитики определяется ее направленностью на политическое целеполагание и целедостижение. Геополитика не просто «изучает» политику – она тянется содействовать политике, и более того – проектировать ее. Она есть форма политического участия.

Но если принять такое понимание, то придется считать неправомерным, когда к геополитике относят политгеографические, историко-географические и тому подобные штудии, не отмеченные политическим целеполаганием, волей к нему А значит, труды, зачисляемые в геополитику, должны выдерживать тестирование на политическую проектность!

Авторы как-то не осознают, какие проблемы могут возникать в связи с некоторыми их собственными формулировками – например с той, что-де «значительное место среди российских геополитических теорий занимает политико-географическая концепция В. П. Семенова-Тян-Шанского» (с. 197). Ведь любая политико-географическая концепция есть по природе своей не что иное, как «постфактумное объяснение имеющегося». Если мы решаем, что под пером Семенова-Тян-Шанского политгеография делалась геополитикой, значит, должны сосредоточиться на тех убеждениях и приемах, которые позволяли географу транспонировать научное объяснение в политико-проектное «умоначертание». Однако, повторяю, авторы как бы и не видят проблемы в том, что они говорят, – по меркам их дискурса, проблемы тут и впрямь нет Но не определив геополитику в ее политическом качестве, ученые себя осудили на смысловую «недотянутость» замысла, на непрочерченность своей темы. А не сумев убедительно выделить в истории «геополитическое», они не смогли и сколько-нибудь естественно его организовать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци
1937 год: Н. С. Хрущев и московская парторганизаци

Монография на основании разнообразных источников исследует личные и деловые качества Н. С. Хрущева, степень его участия в деятельности Московского комитета партии и Политбюро, отношения с людьми, благоприятно повлиявшими на его карьерный рост, – Л. М. Кагановичем и И. В. Сталиным.Для понимания особенностей работы московской парторганизации и ее 1-го секретаря Н. С. Хрущева в 1937 г. проанализированы центральные политические кампании 1935–1936 гг., а также одно из скандальных событий второй половины 1936 г. – самоубийство кандидата в члены бюро МК ВКП(б) В. Я. Фурера, осмелившегося написать предсмертное письмо в адрес Центрального комитета партии. Февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 г. определил основные направления деятельности партийной организации, на которых сосредоточено внимание в исследовании. В частности – кампания по выборам в партийные органы, а также особенности кадровой политики по исключению, набору, обучению и выдвижению партийных кадров в 1937 г. Кроме того, показано участие парторганов в репрессиях, их взаимоотношения с военными и внутренними органами власти, чьи представители всегда входили в состав бюро Московского комитета партии.Книга рассчитана на специалистов в области политической и социальной истории СССР 1930-х гг., преподавателей отечественной истории, а также широкий круг читателей.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Кирилл Александрович Абрамян

Политика