Конкиста по-русски

Из ущелья на полном скаку вылетел всадник в цветном халате при чалме, конец которой трепетал на ветру, словно кавалерийский значок. Молнией прошёлся вдоль фронта заставы и нырнул обратно в ущелье. Привставшие и изготовившиеся было к стрельбе, казаки снова укладывались поудобнее.

Теперь захотелось поговорить уряднику.

— Мить, а Мить! Видишь дырку в горе?

— Ну?!

— «Ков-Ата» зовётся. Пещера такая. А переводится с курдского — «Отец Змей»! Вот как! Змей там нет, но летучих мышей пропасть. А главное, озеро в пещере есть. Подземное. Посреди озера остров необитаемый. А само озеро обозреть нет возможности. Уходит далеко под гору. Находились смельчаки, пытались плавать по озеру, так их потоком утягивало в подземную реку. Был случай, пропали люди с лодкой вместе. Не выплыли. Но некоторые вещи их в двадцати верстах отсюда у аула Арчман река на поверхность выбросила. Так, вёсла, шапки… Вода в озере целебная. Круглый год тёплая газированная, но воняет, как в преисподней и положено — палёной серой! Местные к этой пещере близко не подходят, боятся, нечистым местом считают.

— Сами-то там бывали, Степан Афанасьевич? — оживился молодой казак.

— Не был бы, не говорил бы. Прошлым годом довелось немца одного, учёного историка, с компанией к пещере сопровождать. Он вишь, следы древнегреческие, по старым песням известные, разыскивал. Увидев, очень доволен был. Рассказывал, что греки об этой пещере ещё тыщу лет назад знали. Уверены были, что души умершие этой пещерой в загробное царство Тартарары попадают. Реку подземную Стиксой звали. По реке покойных на лодке дух подземный Харонус перевозил. Потому греки преставившимся в рот медную монету клали — плату за перевозку!

Помолчав, урядник достал кисет и начал деловито свёртывать «козью ножку». Свернув, сунул было в рот, но опомнился, недовольно кашлянул и спрятал «козью ножку» обратно в кисет.

— Интересно…— протянул молодой. — Время будет, обязательно загляну, в целебной водице искупаюсь!

— Искупайся, искупайся, — иронично хмыкнул урядник, — Только пятачок не забудь за щёку положить!

— Степан Афанасьич! А мы что с этими текинцами делать будем? Воевать? — спросил урядника молодой.

— Были бы текинцы — с ними их собственные ханы разобрались бы. Это афганцы. Молодые афганские балбесы. Вроде тебя. Третий месяц по Закаспию гуляют. От самой Кушки. Назад им дорогу Кавказский казачий полк перекрыл. Вот, в конце концов, в облаву попали. В чужое дело вляпались. У нашего полковника Баранова какие-то уроды племянницу украли. Совсем молоденькую девушку. Выкуп получить хотели. В этой самой пещере и надумали спрятать. Да нарвались на афганцев. Как там всё у них перепуталось, пока не известно. Но барышня и похитители у афганцев. Теперь высокое начальство ждём. Торговаться будут. Воевать повременим, можно девицу потерять. Чу! Начальство подъехало. Кончай трепаться!

Запели горны.

— Подъём! Кончай спать! По коням! — послышались команды. Казаки вставали, поднимали коней, садились в седла, не ломая линии оцепления. Только временами оглядывались назад. Со стороны железной дороги к Ков-Ата подходила казачья сотня Первого Кавказского полка во главе с его командиром полковником Кияшко. Рядом верхами полковники Филимонов, Баранов и незнакомый генерал в высокой треуголке с трепещущими на ветру белыми перьями. Генерал без шинели, его китель расшит золотыми лавровыми листьями и усыпан крестами и звёздами. На золотой парчёвой ленте — парадная шпага. Он уже не молод. Усы и короткая борода белы, как снег. Левая сторона лица изуродована шрамом сабельного удара, глаз прикрывает чёрная атласная лента. Правая рука явно покалечена. Кисть неестественно вывернута внутрь и в сторону. Позади командиров — полковое знамя и взвод духового оркестра верхами же.

Знаменоносец с охранением и духовым оркестром остались в тылу оцепления, заняв небольшую возвышенность. Офицеры были пропущены казаками оцепления и проследовали к ущелью, занятому афганцами. В пределах сотни метров до входа остановились. Вперёд на двадцать шагов выдвинулись горнист и парламентёр — штабной писарь и переводчик вахмистр Ахмедов.

— Начинайте! — Филимонов махнул парламентёру нагайкой.

Горнист сыграл «Слушайте все».

— Господин Гульбеддин Рисалэ Афгани! — громко выкрикнул на фарси парламентёр. — Вы хотели разговаривать с высоким русским начальником. Выходите! Вас ждут.

Из зарослей арчи и боярышника медленно с достоинством выехал молодой всадник на великолепном ахалтекинце. Его сопровождали двое на конях попроще. Все трое при саблях и кинжалах, но без огнестрельного оружия.

Не глядя на парламентёра, Гульбеддин проехал прямо к офицерам. Не здороваясь, глядя генералу в лицо, спросил:

— Это ты — «Ярым-Падишах»?

— Во-первых, здравствуйте, господин Гульбеддин! — генерал начал разговор на фарси, остановив переводчика знаком левой руки. — Нет, не «Ярым-Падишах», я его первый помощник. Я князь Мирза Кипчак-Кураж-бек. «Ярым-Падишах» не смог бы за одни сутки приехать в Бахарден из Ташкента. Но он сейчас ещё дальше — в Петербурге! Говорите со мной. Мои слова — слова «Ярым-Падишаха»!