Перемена заложников произошла мирно и без помпы. Духовой оркестр не понадобился. Леночка шла, закрыв лицо двумя руками, ничего не видя и не слыша. Генерал шёл тяжело, медленно, приволакивая левую ногу. Он не взглянул на заложницу. Его сухая правая рука с нелепо вывернутой кистью была плотно прижата к правому боку, левая отмахивала каждый шаг, как на параде. Так они и разминулись. Под прицелом «берданок», кремнёвых карамультуков и винтовок Мосина.
Ближе к ночи Найдёнова была доставлена в Асхабад.
— Слава Богу! — были первыми словами Татьяны Андреевны, бросившейся навстречу племяннице, — Леночка, родненькая, как ты?!
Обнявшись, они заплакали.
— Я хорошо, со мной ничего, меня не обижали… Но, Таня, милая! Сколько вокруг было крови! Разве так можно! Почему?! Кому это нужно?!
— Не знаю, Леночка! Ничего не знаю. Вернутся мужчины — расскажут…
— Мужчины… Вернутся? Где Саша?
— Он там, в Бахардене! И Максим Аверьянович уже успел прямо из Мерва… Ты их не видела?
— Максима Аверьяновича одну минуту. Он меня поцеловал и сказал: «Всем сукам бошки поотрываю!», потом ускакал к оцеплению, а меня казаки подсадили на коня, и мы верхами поехали к станции. Через час подали локомотив. Я с ними в штабном вагоне ехала в Асхабад, на станции меня Владимир Георгиевич встретил.
Вдруг Лена закрыла лицо руками и зашлась в тяжёлом плаче, продолжая говорить сквозь рыдания:
— Господи, ну какая же я дурёха! Ведь это Саша пошёл к афганцам вместо меня! Мне говорили, я не понимала, но всё же догадалась, что меняют меня на какого-то старого хромого генерала! Когда из лагеря уходила, тоже плакала, на генерала даже не посмотрела! А это Саша шёл! Саша!
Эту ночь и Лена, и Татьяна Андреевна провели на коленях у иконы Казанской Божьей Матери. Позади них молилась Мария Васильевна Пантелеева. Огонёк лампадки скупо освещал лик Богородицы, потрескивал, пламя качалось, казалось, от каждого вздоха женщин… Ни минут, ни часов никто не считал. Внезапно Лена встала:
— «Богородица, Дева, радуйся»! Танечка, милая! Всё хорошо! Я знаю! Всё, нет беспокойства. Танечка! Баба Маша! Всё закончилось. Днём все дома будут! Ставьте пироги, готовьте пельмени. В обед много гостей кормить придётся!
Глава 8
Ночь наступила в положенный час. Ближе к полуночи вышла луна. Она была в ущербе, но её свет щедро освещает казацкие цепи, горные вершины и склоны ущелья, в котором укрылись моджахеды. В ущелье гуляют, словно празднуют победу.
В казачьем стане тихо. Пластуны уходят и возвращаются с донесениями каждый час.
Сотня Первого Кавказского с наступлением темноты, спешившись, разделилась и без шума заняла оба склона злополучного ущелья. Похолодало, но казаки не жалуются. Все в шерстяных суконных шинелях, среди них нет голодных. По солдатскому котелку горячей гречневой каши на бараньем курдючном сале с выжирками и по чарке виноградной в ужин досталось каждому. Великое дело — железная дорога! Вместе с казаками доставлены и полевые котлы-кухни.
В штабе экспедиции тоже не спят, слушают очередное донесение.
— Афганцы жгут костры, пьют чай. Никто не спит. На возвышенности только один пост. Мы его знаем, не беспокоим. Хороша охрана у лошадей. Один пешим порядком всё время в движении, обходит коней вокруг. Второй всегда в седле, но стоит, старается не беспокоить других. В центре ущелья поляна. Большой костёр. На камнях сидят четверо. Генерала видно плохо, у него чёрный мундир. Афганцы все, как на ладони, видны хорошо. Одеты в белое либо в цветное. От ущелья хорошо чувствуется запах анаши. Курят во всю. Смеются. Пока всё.
— Хорошо, продолжайте наблюдение! — полковник Филимонов обернулся к присутствующим офицерам. — Насчёт анаши — это хорошо придумано. Где достали?
— Места надо знать! — мрачно усмехнулся Баранов. — Пограничники из последней контрабанды выделили без расписки. Я моджахедам кроме хумара ещё добрый шмат терьяка послал[9]
. Может, к утру перетравятся, возьмём без боя!В штабную палатку ворвался запыхавшийся юнкер Лебедев, обратился к Филимонову:
— Господин полковник! Разрешите доложить: На подходе к Бахардену со стороны Асхабада боевое охранение нашего полка остановило конный отряд текинцев в две сотни сабель. Командир — подполковник Ораз-Сардар — начальник личной гвардии Махтумкули-хана…
Полковник Филимонов резко повернулся к командиру Первого Кавказского казачьего полка — полковнику Кияшко:
— Это как понимать, Пётр Иванович? У нас в тылу двести сабель текинцев!
Полковник Кияшко развёл руками:
— Где мне шапок-невидимок на конную сотню набраться?! Конечно, в Мерве ставка Махтумкули-хана отслеживает все крупные перемещения казачьего полка. Нам не стоит волноваться. Эти афганцы уже текинцев сами достали. Но, конечно, подполковник Ораз-Сардар не тот человек, которого можно не принимать в расчёт!