Конкиста по-русски

— Это я! Здравия желаю, господа офицеры! — в палатку, не снимая тяжёлого белого тельпека, вошёл высокий туркмен в красном шёлковом халате с погонами подполковника. — Здравствуй, брат!

Филимонов и Ораз-Сардар крепко обнялись. С остальными офицерами туркмен здоровался обеими руками.

— Бог в помощь! — Ораз-Сардар сел на предложенный походный стул. — Ещё не начинали? Нет? Хорошо. Я боялся опоздать. У меня приказ Махтумкули-хана — привезти ему головы моджахедов. Мы идём за ними от Серахса. За этим отрядом кровавый след стелется от самой Кушки. Они не в первый раз вторгаются в земли Ахала. Воруют детей, девушек, угоняют скот… Это беспредел! Не ходят же туркменские джигиты в аламан на Афганистан! Прошу разрешить мне возглавить ночной штурм!

— Спасибо за помощь, дорогой Ораз-Сардар! — полковник Филимонов ещё раз пожал Сардару руку. — Его величество император России не оставит без внимания вашу готовность встретить опасность вместе с русскими в одном строю! Уверяю вас, представление к наградам российскими орденами на его высочество Махтумкули-хана и на вас лично уйдут в Санкт-Петербург первой же фельдегерьской почтой. Но операция уже утверждена Командующим Туркестанским Военным округом. Могу только предложить вашим людям усилить оцепление. В случае прорыва — примете участие в погоне и в ликвидации противника. В любом случае их головы — ваши.

Филимонов открыл походный сундук, достал из него короткоствольный никелированный револьвер «Наган» в кобуре красной лакированной кожи:

— Это вам, дорогой Ораз-Сардар, на память о встрече! Тульская работа, штучный наградной экземпляр. Пусть он послужит доброму хозяину в справедливом деле!

Ораз-Сардар поблагодарил, передал подарок своему ординарцу, который тут же сунул револьвер за пазуху.

— Вот и славно. Отдыхайте пока. Сейчас чаю попьём! — Филимонов направился к выходу из палатки. Вслед за ним вышел и Баранов.

Он был обеспокоен:

— Не погорячились насчёт голов, Фёдор Петрович?

— Нам этого уже не избежать, Максим Аверьянович. Дай Бог, сдержать текинцев, не дать им раньше времени прорваться в ущелье. Тогда в свалке может погибнуть и заложник.

После некоторого раздумья:

— Однако, по большому счёту, приказ Махтумкули-хана развязывает и нам руки. Понимаешь?

* * *

В ущелье у большого костра четверо. Генерал в чёрном мундире, афганцы в ярких многоцветных шёлковых халатах, в белых тюрбанах. У генерала связаны только ноги. Поверх дорогих лакированных сапог прочный шерстяной аркан с узлом, позволяющем только-только переступать, но не шагать, и уж никак не бежать. Его сухая правая рука моджахедов не интересует, а одна левая — не беспокоит. У этих «детей Гиндукуша» ещё сохранилось в подсознании впитанное с молоком матери уважение к сединам стариков, сострадание к калекам.

В блюде, стоящем перед сотрапезниками ещё есть плов, но афганцы уже насытились, пьют чай, набивают побитый латунный кальян табаком.

— Почему не кушаешь, русский? Считаешь нас собаками, недостойными твоего общества?! — Гульбеддин смотрел на генерала сузившимися от хумара глазами.

— Я стар, курбаши, моя печень не принимает жирную пищу. Ты лучше ответь, что означает слово «Гиндукуш»? «Куш» — я понимаю — «птица», «орёл», а — «Гинду»?

— Русские не умнее англичан! Такие же тупые и самодовольные. Если ты что-то бормочешь на фарси, ещё не значит, что будешь понимать пуштунов! «Гиндукуш-Хиндукуш» означает «Смерть индусов»! Афганцам не страшны ни жара Хиндустана, ни морозы Крыши мира. Когда ведут рабов из Индии в Афганистан, большинство из них дохнет, простудившись на перевалах Гиндукуша. Понял, русский?

— Понял, спасибо за ответ.

— Ты ещё не всё понял. Скоро твои знания наших обычаев будут основаны не на слухах, распространяемых неверными, но на собственном опыте!

Кальян, изрыгавший запах курившейся смеси опиума с гашишем, передавался моджахедами из рук в руки по кругу. В костёр был поставлен маленький медный котелок, почти доверху наполненный растительным маслом. Моджахед, державший в руках конец аркана, связывавший ноги генерала, вынул из сапога небольшой острый нож и, поднявшись с места, обошёл генерала и встал у него за спиной.

— Что-то тепло стало, — русский неловко одной левой рукой начал расстёгивать мундир на своей груди.

— Хорошо, что тепло. Скоро будет жарко. Прежде, чем мы приступим, я расскажу тебе суть дела, русский. Пусть твой мозг познает ужас раньше, чем твоё тело — боль, — Гульбеддин решил поглумиться над заложником. В его руках длинная суровая нить. — Видишь, эта нить не даст тебе истечь кровью, когда мы острым ножом внесём некоторые изменения и в наш договор, и в твоё тело! А это раскалённое масло, — Гульбеддин ногой указал на кипящий в огне котелок, — не даст воспалению забрать твою ничтожную жизнь до того, как мы вернёмся домой! Быстрее осознавай сказанное. Думай! Проси помилования. Мы скоро начнём!

 — Я всё понял. И на пушту — понял!