Читаем konopljanoe_pole полностью

И он не верит, он зажмуривается, перекатывается на бок, чувствуя ужасную, жгучую боль, но не делает ничего, что может облегчить ее. Дженсен это заслужил и, свернувшись больным комочком в углу клетки, где его еще жалили жгучие стебли конопли, тихо плакал, как никогда раньше. Слезы стекали по лицу, проникали сквозь повязку, причиняя еще большую боль. Но Дженсен не мог остановиться, сжимая в кулаке пучок листвы.

***

Наверное, тяжелый ручной труд, это лучшее лекарство. Мозг прочищается просто на раз-два. Никаких лишних мыслей, точнее, вообще никаких. И это здорово. Вся накопившаяся вина и жажда мести, будто отступила на задворки сознания, более не тревожа. Это не значит, что все исчезло и вмиг стало хорошо. Нет. Просто по-другому. Другое отношение. Другое восприятие. Все другое.

Дженсен чувствовал это кожей. Он днями пропадал на полях. Обычных, не конопляных, у себя на родине. К большому удивлению, Джаред не стал чинить его народу неприятностей, относился просто как к лишнему кусочку земли, привалившему ему нежданно-негаданно, как к чему-то по-настоящему своему. И Дженсен не понимал, и уже не хотел понимать. Устал. Выдохся. Иссяк, как горный ручеек в период долгой жары. Он не видел Джареда добрых года два, если не больше, да и не уверен, что хотел бы. Его размеренная жизнь, до смешного предсказуемая и не богатая на события, уже устраивала Эклза, и он вряд ли уже захочет что-либо менять.

Джаред был прав, говоря ему тогда, когда он безумно злой и даже жалкий был приволочен к нему за шкирку, как только что вылупившийся драконеныш: «Все, что с тобой произошло, все это, сделал ты. Ты, сам. Все, что ты имеешь, твоих рук дело, не чьих-то других».

И сейчас Дженсен, устало стирая пот со лба, полностью был с ним согласен. Все, что он имеет, и все, что потерял, было его просчетом, его ошибкой. Тут Джаред не соврал.

***

Ветер свистел и облегал тело, как вторая кожа. Тонкие, почти прозрачные перепонки трепетали под потоками воздуха, просвечивались утренним солнцем, делаясь огненно-красными, и словно светились.

Джаред ловил ртом ветер и вилял между солнечными лучами-копьями, вспоровшими пространство вокруг. Он летел над зеленым ковром, постоянно напоминающим ему, кто он. И что он тоже слаб, как никто другой.

Джеральд, его отец, властолюбивый гордец с замашками Бога, пытавшийся покорить всю галактику, а следом за ней и остальные, правда верил в свое всемогущество. И Джареда воспитывал в этой атмосфере нарциссизма и насилия, которым он пытался доказать свое превосходство. В то время еще никто не знал про влияние конопли на драконов, да и не было ее тогда еще в их галактике. Не было до тех пор, пока один путешественник не привез ее из соседней галактики, именуемой солнечной системой с одной единственной еле державшейся на орбите жилой планеткой.

Но пучок жалкой зелени имел власть над драконьей расой, и… и отец, не долго думая стал использовать ее против своих же, пока кто-то не использовал ее против него самого. Джеральд умер в муках, терзаемый несправедливостью, не понимающий, как такой как он мог… Мог просто умереть. И это было поворотным моментом в жизни Джареда, который смог остановится, смог не превратиться в отца. Спасибо судьбе за эту пощечину, после который он понял и осознал, что все… Что никто не вечен, не всесилен, как внушал ему отец. И это поле… было своеобразным напоминанием, чтобы он не слетел с катушек, чтобы несмотря ни на что не становится таким, как Джеральд. Это был самый большой страх Падалеки — сбиться с пути. А дрянь, которая лишь тактильным своим контактом может принести невероятную боль, здорово отрезвляла. Поэтому Джаред держался — потому что хотел жить.

***

Только Дженсен коснулся подушки головой, как в дверь постучали. Настойчиво так. Что хотевший было проигнорировать незваного гостя Эклз, ругаясь сквозь плотно стиснутые зубы, все же поплелся открывать. На пороге топтался, переминаясь с ноги на ногу, суетливый парнишка, который, точно страдал гиперактивным синдромом, то ли Марк, то ли Майкл. Он то поправлял взлохмаченные пшеничные волосы, то теребил ворот рубашки, не привыкший стоять без дела и страдающий от этого. Интересно, он вообще когда-нибудь спит?

Дженсен вскинул выразительные брови в немом вопросе.

— Дженсен… Эм, король, то есть мистер, то есть Дженсен Росс Эк…

— Короче и по делу, — прервал пулеметную речь паренька Дженсен, который явно не страдал бессонницей, а явно нуждался в том, чтобы побыстрее вырубиться побыстрее, вытянув ноги.

— Там к вам пришел какой-то чувак, ищет вас, поговорить хочет — говорит очень срочно.

— А я хочу срочно спать, передай, пусть завтра придет, — раздраженно буркнул Дженсен, намереваясь уже закрыть дверь.

Но не тут-то было: паренек шустро вставил ногу между дверью и стеной, почти вплотную притиснувшись к дракону, оторопевшему от такой гипернаглости. Парнишка быстро сдулся и сжался под свирепым взглядом водного, но не отступил.

— Он говорит, что это что-то по поводу вашего отца.

Дженсен отступил на шаг, и Майк или Марк чуть не свалился перед ним на пол, вовремя ухватившись за створку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза