Читаем konopljanoe_pole полностью

— Ты о чем? — напрягся Джаред, окончательно приходя в себя после дурманного поцелуя.

— Я о том, что, по слухам, огненные драконы на вкус, как зола. К счастью, это не так.

— Так ты меня что, дегустировал, что ли? — слегка опешил Джаред.

— Совмещал хотелки и любопытство. Вышло приятно, — признался Дженсен, жмурясь на солнце. Они стояли в поле. В окружении начавшей желтеть ржи.

Падалеки огляделся, не зная куда себя деть и о чем говорить. Надо напомнить про разговор, подумал Джаред, но сказал совершенно другое:

— И какой же я на вкус?

Нашел проблему первостепенной важности, блин.

Но пока Дженсен жевал губы в преддверии ответа, Падалеки весь издергался — таким важным казалось ему это знание. Каким он показался Дженсену на вкус.

— Ммм… Даже не знаю… Горячим?

Внутри Падалеки зафырчал вредный, скептический дракончик: «Ты вообще в курсе значения такого слова как «вкус»?».

— А еще немного апельсиновый. Да! Ты на вкус, как горячий апельсин! — рассмеялся Дженсен и повалился на землю под ошарашенный взгляд Джареда, который пытался осознать свою природную особенность: быть на вкус, как горячий апельсин. Горячий. Апельсин.

— Почему горячий? — тупо переспросил Джаред. Дженсен выразительно на него посмотрел снизу вверх. Как на умственно отсталого.

— Потому что горячий. Температура, знаешь ли, сильно влияет на вкус. Сходи как-нибудь на кухню — продегустируй холодный супчик, и оцени его вкусовые качества! — Дженсен подложил под голову руки и прикрыл глаза, явно наслаждаясь моментом. — А ты на вкус не просто, как апельсин, а как горячий апельсин.

— Никогда не пробовал горячий апельсин, — пробурчал Джаред. Теперь дико хотелось апельсинов. Горячих апельсинов, Шешу их побери!

— Можешь попробовать сейчас, — томно протянул Дженсен, соблазнительно потягиваясь в траве и сминая желтые колоски. — Ты идешь? — приоткрыл он один глаз и скосил его на замершего над ним Падалеки.

Эта магия такая, да? Но при таком взгляде у Джареда все вылетело из головы: все вопросы, проблемы, разговоры… Какие к черту могут быть разговоры?

Падалеки послушно опустился вниз, нависая над Дженсеном сверху и удерживая вес лишь на руках, опиравшихся о землю вокруг эклзовской головы. Огненный смотрел и не мог насмотреться. Хотелось этого водного до звездочек в глазах. Хотелось сильно. Хотелось долго. Хотелось нежно. Отчего-то.

Джаред медленно провел кончиками пальцев по едва шершавой, словно состоящей из мельчайших чешуек, коже — от виска к скуле, потом к подбородку и к доверчиво подставленной шее. Дженсен чуть громче вздохнул и сильнее зажмурился, ластясь. По той же траектории прошли и губы, только с другой стороны.

— Ммм, Джа-ар-р-ред, — из уст Дженсена его имя прозвучало так правильно и сексуально. — Иди сюда, — практически простонал Дженсен, притягивая Падалеки к себе рукой за шею, приподнял голову, ловя губы огненного, проталкивая в его рот язык.

Была очередь Джареда глухо стонать, он прижался бедрами к бедрам Дженсена, притираясь — ближе, теснее, горячее.

Руки, на которые он опирался, дрожали, и он полностью лег на Дженсена, который ногами обхватил его за талию и перекатился.

Это было похоже на поединок, они кусались и зализывали укусы; терлись друг о друга, беспорядочно изучали руками тела; стонали, выгибались. Дженсен вылизывал и посасывал шею Падалеки, его ключицы и в рваном ритме надрачивал член.

Падалеки оглушило оргазмом окончательно и бесповоротно, сразу отрубив основные функции организма: думать, слышать, видеть, осознавать… А вернулся в мир реальный он от жгучей, острой боли, пробирающей до костей в районе запястий.

Туманная дымка перед глазами рассеялась, и Джаред смачно выругался: Дженсен, жутко скаля заострившиеся зубы, смотрел на на него практически полностью драконьими глазами с узким, еле видным зрачком, в которых плескалось торжество.

Эклз сидел сверху, сжав ногами бока и держа его руки над головой. Веревкой, сделанной из конопли. И даже внимания не обращал на то, что конопля и его обжигала. Игнорировал, как не существенный факт.

— Ну, и мудак ты, — выплюнул Джаред, пытаясь за яростью скрыть затопившее его с головой разочарование, которое лишало всех моральных сил и желания сопротивляться. Совсем.

Поговорили, называется.

— Ну, и что ты сделаешь теперь? — Джаред вздернул брови. — Что, убьешь? Или какие у тебя еще есть варианты в твоей маленькой, пустой головке?

Эклз сидел сверху, на его лице играли желваки, и дракон только сильнее сцепил зубы и зарычал. Яростно, безысходно, обессиленно.

— Ты. Убил. Моего. Отца! — членораздельно проговорил Дженсен, кидая Джареду в лицо эти обвинения — бездоказательно и безжалостно. А потом освободил ему руки. — Только я не поступлю, как ты — исподтишка. Ты будешь со мной драться! — воскликнул Дженсен, вскакивая на ноги и сдирая с себя одежду.

Джаред приподнялся на локтях, наблюдая за тем, как яростно рвет ткань дракон — нервными, резкими движениями. И не двигался с места.

— Чего ты разлегся?! — рявкнул Дженсен. — Вставай! Давай!

— Я не буду с тобой драться, — спокойно возразил Джаред.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза