Константа Роджерса (Т8-25, Мужская дружба, etc) (СИ)

Сердце замерло, а потом зачастило как сумасшедшее. Это код. Это код из их с Баки детства, когда они любили играть в шпионов. Первые четыре цифры — время. 0302 — три часа пополудни. Еще четыре цифры — квадрат. Стив нашел в телефоне карту и увеличил Бруклин Айленд. 1405 — середина восточной части. 1834 — дом восемнадцать, квартира тридцать четыре, 2320 — условный стук. Два удара, пауза, три, пауза, еще два.

Улыбнувшись, Стив взглянул на часы, скатал салфетку в шарик, проглотил ее и запил кофе. Чтобы уж совсем как в детстве. Он не мог перестать думать о том, как хорошо, что Баки помнит, как они в школе оставляли записки в условленных местах или передавали их друг другу через учеников младших классов. Несколько раз бумажки с кодом попадали не в те руки, но никто так ничего не понял, и Баки раздувался от гордости за свою придумку.

Открывая ключом дверь, Стив вспоминал, как волнующе было прикидывать,в каком квадрате Баки придумал встретиться в этот раз, как упоительно было рассматривать карту, делая едва заметные пометки, делить ее на пятнадцать равных квадратов по горизонтали и десять — по вертикали, потом отыскивать нужный, сверяясь с запиской.

Чаще всего здание, выбранное Баки, было заброшенным складом или фабрикой, и тогда вместо номера квартиры стояли нули, но иногда это был барак под снос, и тогда поиски Баки становились еще упоительней.

Стив глупо улыбался, распечатывая карту Бруклина, по старинке деля ее карандашом на квадраты, отыскивая нужный и уже там — дом номер восемнадцать. Это действительно оказалось в старом квартале, и дом наверняка был ветхим или вообще нежилым. Но Стиву было хорошо, так хорошо, как не было уже лет восемьдесят-восемьдесят пять, с тех пор, как Баки начал интересоваться девушками, носить им после школы портфели, и их игра постепенно сошла на нет. Стив был рад, что Баки не забыл, хотя мог скинуть код через интернет, или просто написать смс с одноразового номера, но так было интересней. Так было понятней, и так было только для них двоих.

Стив готовился к встрече, как к свиданию. Ну, если можно себе представить свидание с таким, как Баки, не будучи при этом одной из легкомысленных девиц, помешанных на танцах. Хмыкнув, он все-таки завернул в пергаментную бумагу два сэндвича (они с Баки всегда любили перекусить во время «явок») и решил по дороге купить кофе.

Насвистывая, Стив быстро сбежал по лестнице и, подумав, решил не брать мотоцикл — слишком приметно. Подкинув на ладони ключи, он ниже надвинул кепку и направился к метро. Времени у него было с избытком.

Дверь под номером тридцать четыре была облупленной, но прочной. Вокруг стояла тишина, пахло застарелой грязью и заброшенностью, а сердце у Стива колотилось так, что, казалось, Баки слышит его за дверью.

Два, три, два — в этот раз код был простым, и дверь как обычно открылась, едва прозвучал последний удар.

Если бы Стив не знал, что это — Баки, он бы никогда его не узнал. Во всяком случае, издалека, мимоходом и на улице. И привычная профессиональная наблюдательность, и тот факт, что они с Баки выросли вместе, не помогли бы совсем.

— Заходи, — сказал незнакомец со странным акцентом и, широко улыбнувшись, распахнул дверь

На Баки была кожаная куртка, а под ней — тонкая белая майка, которую Стив привык считать бельем. Темные джинсы обтягивали, как вторая кожа, непривычные иссиня-черные волосы, отросшие до лопаток, были стянуты в хвост, а глаза были темно-карими. Добавить к этому загар, сережку с явно недешевым камнем в правом ухе и золотую цепь толщиной в палец с огромным крестом на груди — вот перед вами типичный парень из латинского квартала, но никак не Баки Барнс, которого Стив знал всю жизнь.

— Привет, — сказал Стив, улыбаясь.

Баки вернул улыбку, поманил за собой, и они оказались на маленькой кухоньке. Стив разместил принесенные сэндвичи и два стаканчика с кофе на колченогом столе и принялся рассматривать Баки. Тот стянул куртку, кинул ее на один из стульев, а сам устроился на подоконнике — по привычке.

Все слова испарились из головы Стива. Он столько хотел сказать Баки, и не мог. Вместо этого рассматривал левую руку Баки, удивительно живую, настоящую, почти полностью покрытую черной татуировкой, багровый шрам вокруг плеча, где должен быть стык металла и живой плоти, его губы, особенно губы — полные, темно-красные, фантомный вкус которых тут же возник на языке, вспомнился, как будто с последнего поцелуя не прошло три очень долгих месяца.

— Как ты? — нарушил молчание Баки и, щелкнув вычурной золотой зажигалкой, закурил.

— Нормально. Скучаю, — отозвался Стив. Он не знал, на что конкретно сейчас имеет право, и невысказанное, только-только окрепшее в груди чувство висело над ним, как дамоклов меч.

Баки смотрел на него, склонив голову к плечу, и едва заметно улыбался.

— Я тебя люблю, — очень буднично, спокойно сказал Стив, решившись, просто констатируя факт. — В том самом смысле, которого не вкладывал в эти слова в прошлый раз. Просто чтобы ты знал.

Баки замер, не донеся до рта сигарету, а потом опустил взгляд на свои руки.