Константин Бальмонт и поэзия французского языка/Konstantin Balmont et la po'esie de langue francaise

В глухие дни Бориса Годунова,
Во мгле российской пасмурной страны,
Толпы людей скиталися без крова,
И по ночам всходило две луны.

Два солнца по утрам светило с неба,

С свирепостью на дальний мир смотря.
И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!»
Из тьмы лесов стремился на царя.

На улицах иссохшие скелеты

Щипали жадно чахлую траву,
Как скот, — озверены и неодеты,
И сны осуществлялись наяву.

Гроба, отяжелевшие от гнили,

Живым давали смрадный адский хлеб,
Во рту у мертвых сено находили,
И каждый дом был сумрачный вертеп.

От бурь и вихрей башни низвергались,

И небеса, таясь меж туч тройных,
Внезапно красным светом озарялись,
Являя битву воинств неземных.

Невиданные птицы прилетали,

Орлы царили с криком над Москвой,
На перекрестках, молча, старцы ждали,
Качая поседевшей головой.

Среди людей блуждали смерть и злоба,

Узрев комету, дрогнула земля.
И в эти дни Димитрий встал из гроба,
В Отрепьева свой дух переселя.

Aux jours obscurs de Boris Godounov,
Dans la brume du morne pays Russe
Des hordes erraient sans toit, —
Et dans les nuits, deux lunes montaient au ciel…

Deux soleils se tenaient aux cieux des matins,

Avec f'erocit'e couvant le monde qui d'evale.
Et un glapissement prolong'e: «Du pain! du pain! du pain!»
De la t'en`ebre des bois irruait jusqu'au Tsar.

Dans les rues, les ^etres squelettiques

Broutaient avidement l'herbe maigre,
Brutes et nus, — comme un b'etail.
Et les r^eves s'accomplissaient en r'ealit'e.

Alourdis de pourriture, les cercueils

Aux vivants donnaient, f'etide et infernale, une nourriture.
Entre les dents des morts l'on trouvait du foin!
Et devenait toute maison, un lugubre bouge…

Les temp^etes et leurs tournements abattaient les tours,

Et les cieux, d'erob'es de triples nues,
Transparaissaient soudain d'une rouge lueur
Et de batailles entre surnaturels guerriers!

Jamais vus, des oiseaux arrivaient.

Les aigles plan`erent sur Moscou.
Aux carrefours, des vieillards, en silence, attendaient,
Qui hochaient leurs t^etes chenues…

La Mort et la Haine r^odaient parmi l'humanit'e.

Et la Terre tressaillit de la vue d'une com`ete.
Et dans ces jours, Dmitri se leva de sa tombe
Pour incarner au corps d'Otr'epiev, son esprit!

Traduit par Alexandra de Holstein et Ren'e Ghil

Я люблю далекий след — от весла…/J'aime de mon aviron le sillon…

Я люблю далекий след — от весла,
Мне отрадно подойти — вплоть до зла,
И его не совершив — посмотреть,
Как костер, вдали, за мной — будет тлеть.

Если я в мечте поджог — города,

Пламя зарева со мной — навсегда.
О, мой брат! Поэт и царь — сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты — и горим!