«Джунгли», где жила «стая», были оформлены как спортивный зал с гимнастическими снарядами, подкидными досками, матами и сеткой, какой обтягивают в залах окна и прожектора, предохраняя от попадания мячей. В трех метрах над центром площадки горизонтально натянут сетчатый батут на круглой раме, под колосниками еще одна сетка; из-под колосников спускались до пола канаты, несколько канатов-«лиан» были протянуты горизонтально. Легкие костюмы актеров, составлявших «стаю», тоже были подобраны как будто для занятий акробатикой и сценическим боем: атлетическое трико телесного цвета, спортивные бикини и купальники, наколенники; на Багире блестящий черный комбинезон-стретч, на Маугли набедренная повязка, у Балу – боксерские перчатки.
В «Маугли» был выстроен хороший баланс между профессиональными задачами и зрелищностью, между «школой» и «кассой». Актеры играли зверей: это полезное и трудное упражнение на пластическую выразительность и одновременно захватывающее зрелище. Актеры были в гимнастических трико, подчеркивавших телесные формы: трико давало свободу при интенсивной физической работе на площадке, а зрителям давало предмет восторженного любования, ибо красивое, сильное, точно работающее тело всегда вызывает зрительский восторг – таков тысячелетний закон танца, цирка и спорта. Тренинг на пластическую выразительность – это профессиональное упражнение для актера на всю жизнь, как станок для балетных танцовщиков; погруженный в спектакль, он прямо во время действия позволял артистам собирать и выплескивать в зал огромные запасы энергии, так что зритель всей кожей ощущал на себе мощное воздействие театра.
Через «Маугли» Константин Райкин предъявил миру новый образ артистов театра. Это были молодые люди, прекрасно тренированные, напористые, ритмичные, излучавшие энергию, веселость и красоту, профессионально готовые работать в разных жанрах и техниках. Этим же спектаклем Райкин провозгласил в театре всеобщий культ актерской работы: «стая» – школа молодого артиста, через которую проходили все, кто вступал в «Сатирикон», и выходили с намерением не просто трудиться, но «вкалывать» на сцене, вкладываясь без остатка в любую, самую маленькую роль.
Как выяснилось, «Маугли», собиравший аншлаги 3 года и 8 месяцев до его снятия с репертуара, дал начало новой традиции «Сатирикона»: молодежные спектакли на Большой сцене. В таких спектаклях (а потом будут «Страна любви», «Ай да Пушкин…», «Азбука артиста» и др.) были заняты преимущественно молодые артисты; в их работах цели профессии и «школы» не противоречили целям «кассы»: все они были популярны, собирали зал и расшатывали укоренившуюся в снобах уверенность в том, что театр, определенно нацеленный на успех, будто бы теряет в художественности.
Через полгода после «Маугли» появился еще один аншлаговый спектакль «Сатирикона» начала 1990-х: «Багдадский вор» Ю. Энтина и Д. Тухманова по мотивам «Тысячи и одной ночи» – первая крупная работа в Москве режиссера Александра Горбаня. В июне 1991 года сыграли новую премьеру в постановке А. Горбаня – «Голый король» по Е. Шварцу.
Эти две «безделушки», как однажды любовно-иронично назвал их в интервью Райкин, начали новое направление репертуара, которое обозначали словом «шоу». Слово это в конце 1980-х прочно вошло в советский театральный лексикон: в него вкладывали любую зрелищность, развлекательность, музыкальность. Горбань на сцене «Сатирикона» выработал узнаваемую впоследствии стилистику костюмного, многолюдного спектакля, в котором большое значение придавалось музыке, танцам, трюкам, так что каждый спектакль превращался в торжество сценических искусств с демонстрацией технически сложных элементов. Такие спектакли в 1990-е были весьма востребованы в театрах с большими залами, как и режиссер Александр Горбань: после «Сатирикона» он ставил спектакли в Театре имени Вахтангова (в 1995–1997 годах), затем в Московской оперетте.
Жанр «Багдадского вора» был определен в программке незнакомым словом: «экстраваганца-шоу». «Экстраванганца» на театральном языке XIX века обозначал большой костюмный спектакль, как правило, на сказочный сюжет («феерия»); для него характерны свободная композиция, жанровая пестрота составляющих его элементов, среди которых много «причуд» (итальянское «stravaganza» значит «причуда»): импровизации, буффонады, эффектных перемен сценографии и т. д. А для широкого зрителя это звучало просто как «экстравагантное шоу», обещавшее развлекательный спектакль.
Таков и был сатириконовский «Багдадский вор», выпущенный в годы, когда русский театр совершал первые «легальные» подступы к жанру «мюзикл». Слово «рок-опера» в СССР было реабилитировано еще в 1980-е; в 1989 году в Ленинграде возник первый Государственный театр «Рок-опера» на основе ВИА «Поющие гитары». Понимание того, что «мюзикл» американского образца – это не только развлекательный, но и серьезный жанр, только-только стало приходить к советским зрителям на рубеже 80-90-х.