Константин Райкин и Театр «Сатирикон»

Дальше – больше. Райкин пригласил Театр Антона Чехова к сотрудничеству с «Сатириконом». Результатом сотрудничества стала первая копродукция государственного и частного театра в постсоветскую эпоху: спектакль «Сирано де Бержерак» по пьесе Эдмона Ростана на Большой сцене «Сатирикона» в постановке Л. Трушкина с К. Райкиным в роли Сирано (премьера в апреле 1992 года).

Образ Сирано был в те годы удивительно созвучен мировосприятию Райкина. Поэт порывистый и страстный; его поэтическая импровизация питается той же энергией, что и поединок на дуэли. Бретер и забияка, беззаветно бросающийся отстаивать то, что ему дорого, пусть даже наживая себе влиятельных врагов, рискуя своим благополучием и жизнью. Поэт, живущий в Париже в середине XVII века – в эпоху, когда любить поэзию стало модно и стихами увлекались все поголовно (даже кондитер перелагал в стихи свои рецепты): значит, настоящая поэзия затерялась среди имитаторов, ее надо защищать. Человек театра, все понимающий в актерской игре и более всего ненавидящий ложь, притворство и неуважение к искусству: за это он готов прилюдно гнать со сцены взашей первого любимца придворной аристократии. Человек бесконечного внутреннего благородства, верный одной идее, одной жизни. Идеалист, для которого самое дорогое – это красота и любовь, и ради этого он готов переступить даже через себя самого.

Эдмон Ростан определил жанр своей драмы как «героическая комедия». Его произведение (премьера в декабре 1897 года в парижском театре «Порт-Сен-Мартен») запомнилось историкам театра как великолепный пример романтической драматургии – один из самых убедительных за всю историю европейского театра. Принципы романтизма сформулировал за 70 лет до «Сирано де Бержерака» другой знаменитый француз – Виктор Гюго. Центральным понятием для Гюго был гротеск, сводивший воедино красоту и уродство, возвышенное и низкое. По мысли Гюго, гротеск точнее всего передавал в искусстве правдивый взгляд на реальную жизнь, в которой крайности живут рядом; как мировоззрение, гротеск изначально свойствен христианскому ви́дению человека, соединяющего в себе противоположности – бессмертную душу и смертное тело. Одновременно время гротеск является богатейшим художественным приемом, который можно раскрыть и в трагедии, и в комедии.

Сирано де Бержерак – герой одновременно комический и трагический. Он комик благодаря своему непропорционально длинному носу; и трагик благодаря соединению любящей души с телом, которое, он уверен, недостойно любви: такое соединение заставляет его страдать. Райкин – актер огромного комического дарования – в своей трактовке роли избегал прямого шутовства над носом Сирано. Зрители больше смеялись над другими героями, а не над Сирано, отзываясь на его мысли и высказывания: Константин Райкин шел по линии остроумия, а не шутовства.

Его Сирано появлялся во время первой сцены в театре с полуметровым накладным носом: нос медленно «входил» из-за кулис на полминуты раньше его обладателя. Он носил гигантский нос величественно, как шпагу, так что никому не давал повода показать на него пальцем: все внимание зрителей перетягивало на себя духовное состояние Сирано – гнев на негодяев, пятнающих достоинство поэта, решимость броситься в бой. После того как накладной нос был снят и обнажился «настоящий» нос – тоже неестественно длинный, Сирано чудесным образом уже не выглядел уродливым: ловкость воина и фехтовальщика, речь остроумного и духовно богатого человека, пылкость поэта, страдающие глаза – весь его духовный облик работал на преображение внешности.

На афишах и в программке «Сирано де Бержерака» в месте обозначения жанра спектакля значилось: «версия». Знатоки сразу отметили (кто-то с интересом, а кто-то с неудовольствием), что Леонид Трушкин сократил текст Ростана за счет массовых эпизодов. На первый план была выведена линия основной интриги: Сирано – Роксана – Кристиан. Сирано участвовал во всех эпизодах, и было ощущение, что он стоит особняком от всего остального мира – по своим внутренним достоинствам, силе, сосредоточенности, пониманию цели и неотвратимости происходящего.

В пьесе Ростана есть несколько знаменитых монологов Сирано – блестящий материал для актера; каждый из них К. Райкин исполнил в манере, непривычной для тех, кто знает текст и видел хотя бы одну постановку пьесы.

В одном из этих монологов Сирано рассуждает о нежелании поэта поступиться своей свободой ради того, чтобы стать ближе ко двору и гарантировать себе достаток. Райкин произнес его не с иронией и горечью, как обычно делают артисты, а с нарастающим гневом: решение о том, что он не будет сближаться с сильными мира сего, он принял много ранее и теперь досадовал, что ближайший друг не уверен в правильности его выбора. Слушатель его монолога на сцене – ближайший друг и доверенный собеседник Ле-Бре – был не просто озадачен, но даже явно оскорблен: Сирано готов был буквально растерзать своего друга, пожурившего его за нежелание сытно кормиться при кардинале Ришелье (похоже было, что Райкин вкладывал в эти слова свои собственные убеждения):