Константин Райкин и Театр «Сатирикон»

Но как же поступить? Скажи, Ле-Бре, мне – как?

Быть может, стать льстецом то вкрадчивым,

                                                        то грубым,

Ища опоры той, которой не ищу?

И, если выглядит иной вельможа дубом,

Мне уподобиться плющу?

На животе ползти и опускать глаза,

Предпочитая фокусы искусству?

Одной рукой ласкать козла,

Другой выращивать капусту?

Министрам посвящать стихи?

И, легкой рифмою балуясь,

Мне тратить свой талант и ум на пустяки?

Благодарю. Благодарю вас!

Улыбкой до ушей растягивая рот,

Плыть по течению заученных острот

В салонах бывших шлюх, отдавших дань годам

И в силу этого уже не шлюх, а дам?

Благодарю! Почтительно и немо

Там кланяться, где их нога скользит?

И, из визита делая поэму,

Поэму наспех делать, как визит?

Отдать и ум, и честь, и юность…

Все лучшее, что есть у наших лучших лет,

Чтобы вкушать покой? Благодарю вас – нет!^[15]

Еще один монолог звучал в знаменитой ночной сцене перед балконом: Роксана, думая, что внимает Кристиану, на самом деле слышит признание Сирано в любви, и поцелуй ее предназначается Кристиану. Райкин произнес эти слова, стоя на авансцене и глядя в зал – спиной к Роксане; зритель смутно догадывался, что его поэзия, исполненная горячей страсти, предназначена не столько для земной красавицы Роксаны, сколько для той Прекрасной Дамы, образ которой носили в душе средневековые рыцари и поэты-романтики – для той Дамы, с которой Роксана совпадала лишь частично. Страсть Сирано была сильнее, чем могла понять, осмыслить и принять такая женщина, как Роксана. Ее поцелуй Кристиану оказывался слишком скромной платой за столь могучий порыв и столь вдохновенную поэзию.

Но самым неожиданным был финальный монолог Сирано – предсмертный, по замыслу Э. Ростана, произнесенный после того, как тайна раскрылась и Роксана узнала, что голос души Кристиана принадлежал Сирано. В финале полностью раскрывался смысл слова «версия», которое Л. Трушкин поставил на афишу и на программку спектакля.

Определение спектакля «версия» было дано режиссером отчасти из почтения к знаменитым «Сирано» в столичных театрах 1980-х: постановке Б. Морозова в Драмтеатре имени Станиславского в Москве (1980), Р. Капланяна в Малом театре (1983), Е. Падве в Молодежном театре на Фонтанке в Ленинграде (1984; к этому режиссеру Л. Трушкин испытывал самое глубокое почтение), спектаклю И. Горбачева в Ленинградском академическом театре драмы имени А. С. Пушкина – нынешней Александринке (1987) и другим.

Но по смыслу режиссерская «версия» Л. Трушкина заключалась в том, что Роксана догадалась о хитрости Сирано раньше, чем это было заложено в тексте Ростана; а именно в сцене при осаде Арраса (четвертое действие пьесы). Роксана, получавшая письма, написанные Сирано от имени Кристиана, приехала, повинуясь зову любви, навестить своего возлюбленного. Она просит прощения у Кристиана, что любила его внешнюю красоту, тогда как тот достоин был большего:

Теперь себе я не прощаю

Того, что красоту любила я не ту…

Прости мне, милый, на прощанье

Любовь к тебе… за красоту.

У Ростана она произнесла эти слова Кристиану в диалоге с глазу на глаз (действие 4, сцена 8). В спектакле Л. Трушкина во время их диалога на сцене находится третий – Сирано: он взобрался вверх по лестнице и повис на перилах балкона, широко раскинув руки и опустив голову, как распинаемый на кресте. Роксана и Кристиан видели только его спину; Сирано ясно слышал весь их разговор. Признания Роксаны здесь обращены прямо к Сирано, и Кристиан это понимает. В следующей сцене, когда Сирано и Роксана стоят друг перед другом на коленях и тайна уже готова окончательно раскрыться, Кристиан совершает самоубийство, не давая им произнести взаимное «люблю» (у Ростана его убивают во время битвы, на которую тот отправился, полный отчаяния).