Констанция. Книга шестая

– Я понимаю, что сейчас мы находимся в таком положении, когда завести любовный роман крайне сложно, однако, уверяю вас, в моей жизни были и более сложные моменты.

Констанция не удержалась и прокомментировала:

– О, да, я читала об этих ваших приключениях.

Помнится, вы умудрились заняться любовью с женщиной, муж которой храпел рядом.

– Не может быть! – Взвизгнула итальянка.

– Да, такое было, – Ретиф скромно потупил глаза.

– Что же было потом? Констанция попыталась припомнить.

– Ах, да, потом у вас были приключения в монастыре, исповедальне, в парке, в библиотеке. Пассажиры дилижанса развеселились.

– Если вы так хорошо знаете мои сочинения, – сказал Ретиф Констанции, – то должны признать, что у меня еще никогда не было любовного приключения в почтовом дилижансе.

Казанова уныло взглянул на Ретифа.

– По-моему, не слишком весело заниматься любовью в карете. Да и, наверняка, это уже кто-то проделал. Впрочем, для меня не имеет особого значения, где этим заниматься. Важно совсем другое. Он замолчал, пристально глядя в окно, в то время, как остальные, затаив дыхание, ждали его ответа.

– Самое главное, что в любви… должна быть… Он снова умолк, и Ретифу показалось, что Казанова начал засыпать.

– Что? Что самое главное в любви? – нетерпеливо спросила дама в черном платье.

Пытаясь спасти Казанову, Ретиф громко сказал:

– Тайна.

Карета неожиданно остановилась. Кучер спустился вниз и открыл дверцу.

– Господа, я приношу свои извинения, однако часть пути вам придется проделать пешком. Нам предстоит крутой подъем, и лошади могут не выдержать.

Пассажиры выбрались из дилижанса и медленно зашагали по дороге, которая вела в гору. Казанова шел рядом со своей соотечественницей.

– Мадам, вы, очевидно, едете в Мец, чтобы спеть в каком-то оперном представлении?

– Да. Я буду выступать в «Дон Жуане».

– В свое время я присутствовал на премьере «Дон Жуана» в Праге, – сказал Казанова. – Это было четыре года назад. Моцарт сам приезжал на спектакль. К тому же, он был не очень силен в итальянском языке и поручил мне исправить несколько стихов.

Констанция с любопытством наблюдала за тем, как Казанова вначале начал цитировать строки из арии «Дон Жуана», а потом запел. Несмотря на возраст, у него все еще был чистый и сильный голос. Когда Казанова кончил петь, Констанция первой зааплодировала.

– О, ну что вы, – польщенно поклонился венецианец. – Я всего лишь дилетант. Хотя не скрою, мне часто хотелось стать профессионалом.

– Это было прекрасно! – воскликнула итальянка. – Вы могли бы выступать в парижской опере. Казанова невесело улыбнулся.

– Мог бы, но уже поздно. Да и Франция уже изменилась.

– Скажите, а как вы относитесь к тому, что происходит во Франции в последний два года? Вы давно не были здесь?

– Давно. И я нашел эту страну сильно изменившейся. Мне не нравится то, что происходит вокруг. Возможно, кому-то не понравится то, что я сейчас скажу, однако, все во Франции испорчено. Лучшие люди уезжают. Слуги считают себя вправе делать то, что им заблагорассудится. Вокруг царит анархия и произвол. Я разочаровался в этой стране. Я очень сожалею о прекрасной нежной Франции прошлого, которая была полна гармонии, где было приятно жить, где уважали всякого иностранца, не теряя при этом своего достоинства, – Казанова тяжело вздохнул. – Да, достоинство – это то, что при всяких потрясениях теряется в первую очередь. Мне очень жаль, что Франция потеряла свое достоинство. Вы можете превозносить народ сколько угодно, однако, не сомневайтесь в том, что в недалеком будущем он станет самым жестоким тираном, который был только известен до сих пор. Юный студент Франсуа Кольбер вспыльчиво воскликнул:

– Я запрещаю вам так говорить, месье Казанова!

Понимать, что для тебя, действительно, важны твои руки, ноги, тело.

– Да, чертова подагра, – проскрипел Ретиф. Казанова тоскливо махнул рукой.

– А у меня и подагра, и почки болят. Кстати, вы заметили, что я совершенно облысел за последнее время?

– Да? – удивленно спросил Ретиф. – Я как-то не обратил внимания. К тому же, вы все время в парике.

– Да, я сильно постарел. И с каждым днем я ощущаю это все сильнее и сильнее. Порой мне даже трудно разговаривать. Я засыпаю на ходу…

Наконец, дилижанс и его пассажиры преодолели крутой подъем и стали занимать свои места в карете. Однако, Констанция заметила в стороне от дороги под высоким деревом нечто такое, что привлекло ее внимание.

Похоже, кто-то, проезжавший здесь совсем недавно, устроил на этом месте небольшой привал. Здесь лежала пустая бутылка из-под вина, завернутые в бумагу остатки пищи и платок, которым, очевидно, вытирали руки! Констанция развернула его носком туфли. Голос Казановы, раздавшийся за ее спиной, заставил Констанцию вздрогнуть и обернуться.

– Завтрак на траве только что закончился, – сказал венецианец, разглядывая следы привала.

Он даже повернул своей тростью бутылку и прочитал надпись на этикетке.

– Да, и это не были простые люди, – добавил он. – Насколько мне известно, это очень дорогое вино. Констанция смущенно кивнула.