Констанция. Книга шестая

– Моя дорогая, то, что вы называете безумием, была высшая мудрость… до того, как мне исполнилось семьдесят лет. Но в таком возрасте приобретаешь другую мудрость, которая позволяет вам избежать разочарования.

Он неуютно поежился и огляделся по сторонам.

– О чем это я? Ах, да… Благодарю вас за ваше изысканное предложение. Поверьте мне, мадам, единственный, кто может испытать какое-то сожаление по этому поводу – это я.

С этими словами он достал из перчатки маленькую пудреницу с зеркальцем и, открыв ее, принялся разглядывать собственное лицо. Не отрывая взгляда от зеркала, он произнес:

– Вовсе не этот старик заставил ваше сердце биться учащенно, а его имя, его репутация, его прошлое…

Он умолк и взглянул на даму глазами, полными горечи и разочарования.

– Все, что было сегодня, не существует. В любом случае, дорогая мадам, я вам премного благодарен.

Он еще раз поцеловал руку дамы, в глазах которой блеснула жалость. У двери харчевни Казанова столкнулся с Ретифом де ля Бретоном.

– Я хочу пожелать вам счастливого пути, уважаемый Ретиф, – сказал итальянец. – Мне было очень приятно встретиться с таким знаменитым писателем.

– Мне тоже, дорогой Казанова, – любезно ответил ему парижанин. – Прощайте.

Они обнялись, и Казанова уже собирался выйти из харчевни, но в этот момент его окликнул майор Кур-нуойе, который закончил трапезу.

– Эй, вы! – грубо закричал офицер. Казанова изумленно повернулся к нему.

– Это вы мне?

– Да, это я вам, – без особых церемоний продолжал майор. – Я проехал, не слезая с лошади сорок лье. Теперь я продолжу путь в вашем экипаже.

Казанова молча развел руками и повернулся к вдове, которая по-прежнему наблюдала за ним.

– Вы видите, мадам, кого я теперь выбираю в свои спутники? – с горькой иронией произнес он.

Прихрамывая, Казанова поковылял к своему экипажу, где его встретил парикмахер Констанции Жакоб.

– Вам нехорошо? – участливо спросил он.

– У меня разыгралась подагра, – ответил Казанова, занимая свое место в экипаже при помощи Жакоба.

– Очень жаль, месье, что мы не встретились раньше, – подобострастно заглядывая в глаза итальянцу, произнес парикмахер.

– Ну, что ж, – со вздохом ответил Казанова, – передайте от меня привет вашей прекрасной хозяйке. Прощайте.

Когда место рядом с ним в экипаже занял майор Курнуойе, кучер тронул поводья, и маленькя двуколка покинула постоялый двор города Шолона. В этот момент из харчевни выскочил ее хозяин и с криками бросился за экипажем.

– Эй, эй, погодите! А кто мне будет платить за рябчиков, трюфелей, сыр?

Казанова остановил экипаж.

– Да, да, разумеется, – спокойно сказал он. – Я заплачу, но только в том случае, если вы воскликнете:

«Да здравствует достоинство!»

– Да здравствует достоинство! – сорвав с головы шляпу, прокричал хозяин харчевни.

– Прекрасно, – констатировал Казанова и достал из своего дорожного несессера какие-то бумаги.

Поставив роспись на чеке, протянул его хозяину харчевни.

– Вот, возьмите. Это кредитное письмо, подписанное самим графом Валленштайном. Надеюсь, что оно удовлетворит вас. Экипаж покинул площадь, а хозяин харчевни, медленно выговаривая слова, стал читать:

«Обязуюсь в течение шести месяцев со дня подачи сего письма оплатить сумму, затраченную предъявителем. Подпись: граф Валенштайн. Имя предъявителя: шевалье де Сен-Галь».

Экипаж уже исчез, а хозяин харчевни, аккуратно свернув кредитное письмо, уже намеревался вернуться к себе, однако в этот момент на площадь на взмыленной лошади влетел офицер.

Спрыгнув с коня перед хозяином харчевни, он воскликнул:

– Я из лагеря генерала ла Файетта! Кто-нибудь из представителей национальной гвардии был здесь?

Хозяин харчевни показал пальцем в ту сторону, где только что скрылся экипаж.

– Здесь был какой-то майор, он только что уехал в экипаже.

Офицер яростно сверкнул глазами.

– Этот майор должен был скакать верхом, а не прохлаждаться в карете. Ладно, с ним мы еще разберемся. Где у вас располагается революционный комитет?

Хозяин харчевни повел офицера за собой.

– Ну-ка, дайте мне что-нибудь поесть, – повелительно сказал тот.

– Сию минуту, месье.

Офицер уселся за один стол с пассажирами почтового дилижанса, которые немедленно обратились к нему с вопросами о положении в Париже.

– Перед королевским дворцом Тюилрьи собралась большая толпа, – рассказывал он. – Но люди хотели только посмотреть на все, они ничего не трогали. Какая-то дама уселась прямо в покоях королевы и стала торговать вишнями. Генерал ла Файетт был поднят с постели и немедленно прибыл в Тюилрьи в сопровождении мэра Парижа гражданина Байи и председателя учредительного собрания гражданина де Богарне. Обнаружив, что король исчез, он приказал поднимать парижан набатом и пушечными выстрелами.

– Но ведь пушечные выстрелы – это знак боевой тревоги для батальонов национальной гвардии и солдат парижского гарнизона, – сказал господин де Ванделль.

– Именно так, месье. Сегодня к полудню под ружьем находилось уже семьдесят тысяч человек. Потом генерал ла Файетт продиктовал мне приказ, с которым были отправлены офицеры по всем главным дорогам.