Конституция свободы

Отсюда следует, что никакой человек или собрание людей не обладают полной свободой навязывать остальным угодные только им законы. Противоположный взгляд, лежащий в основе гоббсовой концепции суверенитета[385] (и вытекающего из нее правового позитивизма), берет начало из ложного рационализма, полагающего, что разум автономен и определяет сам себя, но не замечающего, что любая рациональная мысль движется внутри нерациональной рамки верований и институтов. Конституционализм означает, что вся власть зиждится на понимании – она будет осуществляться в соответствии с общепринятыми принципами, а люди, которым вверена власть, избраны потому, что, как считается, именно они будут делать то, что правильно, а не для того, чтобы все, что они сделают, считалось правильным. Он основан в конечном счете на понимании, что власть в основе своей – не физический факт, а состояние умов, которое заставляет людей повиноваться[386].

Только демагог может объявить «антидемократическими» ограничения, которые налагаются на власть временного большинства долговременными решениями и общими принципами, разделяемыми народом. Принято полагать, что эти ограничения защищают людей от тех, кому они вынуждены вверять власть, и представляют собой единственное средство, с помощью которого люди могут определить общий характер порядка, при каком им придется жить. Принимая общие принципы, народ неизбежно свяжет руки временному большинству в том, что касается конкретных вопросов. Ибо только воздерживаясь от мер, которые они не хотели бы испытать на себе, члены большинства могут предотвратить применение таких мер к себе в будущем, когда они окажутся в меньшинстве. Приверженность долговременным принципам, по сути дела, дает людям больший контроль над общим характером политического порядка, чем если бы этот его характер определялся исключительно последовательными решениями, принятыми по частным вопросам. Свободное общество определенно нуждается в постоянно действующих средствах ограничения власти правительства независимо от того, какими могут оказаться конкретные цели текущего момента. И конституция, которую новый американский народ готовился дать себе, определенно понималась не как установление источников властных полномочий, а как конституция свободы, конституция, которая защитит индивида от любого произвольного принуждения.

4. Для тринадцати новых штатов одиннадцать лет, прошедших от Декларации независимости до принятия федеральной конституции, были периодом экспериментирования с принципами конституционализма. В некоторых отношениях отдельные конституции штатов с большей ясностью, чем окончательная конституция федеративного союза, показывают, насколько целью конституционализма было ограничение государственной власти. Это явствует, прежде всего, из того, насколько важное положение отводилось в них неприкосновенным правам индивида, которые перечислялись либо в самих конституционных документах, либо в отдельных биллях о правах[387]. Хотя многие из них были не более чем подтверждением прав, которыми колонисты обладали де-факто[388] или считали, что всегда были ими наделены, а большая часть прочих была сформулирована наспех, под влиянием продолжавшихся в момент принятия споров, они ясно демонстрируют, чем был конституционализм для американцев. Сформулированные в разных местах, они в совокупности предвосхитили большинство принципов, которые позднее вошли в федеральную конституцию[389]. Как показывает Билль о правах, предваряющий конституцию Массачусетса, в первую очередь всех их заботило то, что правление должно быть «правлением законов, а не людей»[390].