Самый знаменитый из этих Биллей о правах, виргинский, который был разработан на основе английских и колониальных прецедентов и принят до подписания Декларации независимости, послужил основным прототипом не только для аналогичных документов других североамериканских государств, но и для французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, а через нее и для всей Европы[391]
. По существу, различные билли о правах американских штатов и их основные положения сегодня известны каждому[392]. Некоторые из тех положений, что встречаются не везде, заслуживают все же быть упомянутыми, в том числе такие, как запрет на принятие законов, имеющих обратную силу, который есть в биллях о правах только четырех штатов, или запрет «вечных распоряжений (perpetuity)[393] и монополий»[394] – в документах двух штатов. Важна также та категоричность, с какой в некоторых конституциях устанавливается принцип разделения властей[395], – тем более потому, что соблюдался он чаще на словах, чем на деле. Другая повторяющаяся черта, которая современным читателем воспринимается как всего лишь дань красноречию, но для людей того времени была очень важной, – ссылки на «фундаментальные принципы свободного правления», содержащиеся в нескольких конституциях[396], и напоминания о том, что «частое обращение к фундаментальным принципам абсолютно необходимо для сохранения благ свободы»[397].Надо признать, что многие из этих восхитительных принципов остались преимущественно в теории и законодательные собрания штатов вскоре начали притязать на почти такое же всемогущество, как британский парламент. Действительно, «в соответствии с большинством революционных конституций законодательная власть оказывалась поистине всемогущей, а исполнительная, соответственно, слабой. Почти все документы наделяли первую практически неограниченной властью. В шести конституциях вообще ничто не препятствовало законодателям изменять конституцию в ходе обычного законодательного процесса»[398]
. Даже когда это было не так, законодательные собрания своевольно пренебрегали текстом конституции и еще больше – теми неписаными правами граждан, которые эти конституции должны были защищать. Но на создание надежной защиты от подобных злоупотреблений требовалось время. Главным уроком периода Конфедерации было то, что при отсутствии четкого механизма проведения конституции в жизнь все ее требования остаются на бумаге[399].5. Порой придается очень большое значение тому факту, что американская конституция возникла в результате определенного замысла и что впервые в современной истории люди осознанно сконструировали механизм правления, при котором им хотелось жить. Сами американцы очень четко осознавали уникальность своего начинания, и в определенном смысле верно, что они руководствовались духом рационализма, стремлением к осознанному конструированию и прагматичной процедурой, что ближе к той традиции, которую мы назвали «французской», нежели к «британской»[400]
. Эта установка часто усиливалась общим недоверием к традиции и чрезмерной гордостью оттого, что новая структура создана исключительно ими. Здесь это было более оправданно, чем во многих аналогичных ситуациях, но, в сущности, это было заблуждением. Поразительно, насколько сильно отличается возникшая структура правления от любой предсказуемой модели, насколько результат был обязан историческим случайностям и применению унаследованных принципов в новой ситуации. Содержащиеся в федеральной конституции открытия либо были результатом применения традиционных принципов к решению частных проблем, либо возникли в качестве лишь смутно осознаваемых выводов из общих идей.