Конституция свободы

Таким образом, основное возражение заключалось в том, что конституция предназначена для защиты гораздо более широкого круга индивидуальных прав, чем может быть исчерпывающе перечислено в каком-либо документе, а потому перечисление только некоторых может быть истолковано так, что остальные защите не подлежат[406]. Опыт показал, что были веские основания для опасений, что ни один билль о правах не в состоянии включить все права, подразумеваемые «определяющими принципами, общими для наших институтов»[407], и что может показаться, что выделение некоторых из них подразумевает, что другие не защищены. С другой стороны, вскоре стало понятно, что конституция в любом случае наделяет правительство полномочиями, которые могут быть использованы для посягательств на индивидуальные права, если они не будут специально защищены, а поскольку ряд подобных прав уже упоминается в тексте конституции, то добавление более полного каталога будет полезным. «Билль о правах, – как было сказано позднее, – важен и зачастую незаменим, когда он действует как ограничитель полномочий, действительно предоставленных народом правительству. В этом состоит реальное основание всех биллей о правах в бывшей метрополии, в колониальных конституциях и законах, а также в конституциях штатов». И далее, «Билль о правах – это важная защита от несправедливого поведения и угнетения со стороны самого народа»[408].

От опасности, которую так отчетливо видели многие в то время, защищала предусмотрительная оговорка (в Девятой поправке): «Перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых народом», – оговорка, смысл которой позднее был совершенно забыт[409].

Следует хотя бы кратко упомянуть еще одну черту американской конституции, чтобы не создалось впечатления, что восхищение, которое поборники свободы всегда испытывали к конституции[410], с необходимостью распространяется и на этот ее аспект, тем более что он является плодом той же традиции. Доктрина разделения властей привела к формированию президентской республики, в которой глава исполнительной власти получает свои полномочия непосредственно от народа, а потому может принадлежать не к той партии, которая контролирует законодательное собрание. Далее мы увидим, что толкование этой доктрины, на котором основывается такой порядок, никоим образом не диктуется той целью, которой он служит. Трудно понять, чего ради была устроена эта помеха эффективности исполнительной власти, и вполне можно себе представить, что другие достоинства американской конституции проявились бы еще более действенно, если бы не эта ее черта.

6. Если учесть, что главной целью конституции было ограничение власти законодательных собраний, то станет очевидным, что способ реализации этого ограничения должен быть точно таким же, как и в случае других законов, а именно посредством суда. Поэтому неудивительно, что внимательный историк обнаруживает, что «судебный контроль изобрели вовсе не американцы, он так же стар, как и само конституционное право, и без него конституционализм никогда не был бы осуществлен»[411]. Учитывая характер движения, приведшего к замыслу создания писаной конституции, действительно должно казаться странным, что необходимость в судах, которые могли бы признавать законы неконституционными, когда-либо ставилась под сомнение[412]. В любом случае существенно то, что для некоторых составителей конституции судебный контроль представлял собой необходимую и самоочевидную часть конституции, так что когда вскоре после ее принятия в ходе дискуссий у них возник повод для защиты своей концепции, они высказались достаточно точно и определенно[413], а вскоре посредством решения Верховного суда этот принцип стал законом страны. Он уже применялся прежде судами штатов в отношении конституций штатов (в нескольких случаях даже до принятия федеральной конституции[414]), хотя ни одна из конституций штатов не предусматривала такой возможности в явном виде, и представлялось очевидным, что федеральные суды должны иметь те же полномочия в отношении федеральной конституции. Решение, принятое в деле Marbury v. Madison, в котором председатель Верховного суда Маршалл утвердил этот принцип, пользуется заслуженной славой еще и благодаря мастерству, с которым было сформулировано обоснование писаной конституции как таковой[415].