Конституция свободы

В конечном итоге консервативная позиция опирается на убеждение, что в любом обществе есть личности бесспорно высшего порядка, их унаследованные нормы, ценности и положение заслуживают защиты, а сами они должны иметь больше влияния на общество, чем другие. Либерал, конечно, не отрицает, что есть люди, превосходящие других, – он не эгалитарист – но он не согласен с тем, что у кого-либо есть право решать, кто именно принадлежит к их числу. В то время как консерватор склонен поддерживать конкретную сложившуюся иерархию и хочет, чтобы власть защищала статус тех, кого он ценит, либерал полагает, что никакое уважение к утвердившимся ценностям не может оправдать обращение к привилегиям, монополиям или каким-либо другим средствам принуждения ради защиты подобных людей от сил, порождаемых экономическими изменениями. Хотя он отлично знает о роли культурных и интеллектуальных элит в развитии цивилизации, он также убежден, что эти элиты постоянно утверждают себя своей способностью поддерживать свое положение, действуя в рамках тех же правил, что и все остальные.

С этим тесно связано типичное отношение консерватора к демократии. Я ранее сформулировал свою позицию, которая заключается в том, что правление большинства не цель, а только средство или даже, возможно, всего лишь наименее вредная из тех форм правления, из которых мы можем выбирать. Но я убежден, что консерваторы обманывают себя, когда возлагают вину за все бедствия нашего времени на демократию. Главное бедствие – это неограниченное правление, и никому нельзя доверять неограниченную власть[842]. Полномочия, которыми обладает современная демократия, были бы еще менее приемлемыми в руках некоей малочисленной элиты.

Можно согласиться с тем, что идея, будто нет необходимости в дальнейшем ограничении власти государства, возникает, только когда власть оказывается в руках большинства. В этом отношении демократия и неограниченное правление взаимосвязаны. Но в таком случае предметом возражения является не демократия, а неограниченное правление, и я не вижу, почему бы народам не научиться ограничивать полномочия большинства, равно как и всех других форм правления. В любом случае преимущества демократии как метода мирного изменения и политического воспитания представляются мне настолько огромными в сравнении с любыми другими системами, что у меня нет никакой симпатии к антидемократичной разновидности консерватизма. Главная проблема, на мой взгляд, заключается не в том, кто правит, а в том, что именно государство уполномочено делать.

То, что консервативная оппозиция чрезмерным полномочиям государства не дело принципа, а связана с конкретными целями государства, наглядно проявляется в сфере экономики. Консерваторы обычно противодействуют коллективистским и дирижистским мерам в области промышленности, и в этом либералы часто их поддерживают. Но в то же время консерваторы – обычно протекционисты и часто поддерживают социалистическую политику в области сельского хозяйства. Более того, в то время как в промышленности и торговле существующие ограничения были установлены под влиянием социалистических идей, в сельском хозяйстве столь же существенные ограничения были введены еще раньше консерваторами. И в своих попытках дискредитировать свободное предпринимательство многие консервативные лидеры соперничают с социалистами[843].

4. Я уже отмечал различия между консерватизмом и либерализмом в чисто интеллектуальной области, но должен вернуться к этому, потому что характерные для консерваторов подходы в этой сфере являются не только серьезной слабостью самого консерватизма, но и грозят неприятностями его союзникам. Консерваторы инстинктивно чувствуют, что за изменениями стоят, прежде всего, новые идеи. Но консерватизм, с его точки зрения совершенно оправданно, боится новых идей, потому что у него нет собственных четких принципов, которые давали бы возможность противостоять им; и в силу своего недоверия к теории и отсутствия воображения во всем, кроме того, что уже проверено опытом, он лишает себя оружия, необходимого в борьбе идей. В отличие от либерализма с его глубокой убежденностью в силе воздействия идей в долгосрочной перспективе, консерватизм ограничен запасом идей, доставшихся ему от прошлого. А поскольку он на самом деле не верит в силу убеждения, его последним прибежищем обычно оказывается притязание на высшую мудрость, основанную на некоем приписываемом себе высшем качестве.

Это различие особенно заметно в разном отношении двух традиций к прогрессу знания. Хотя либерал определенно не считает прогрессом любые изменения, прогресс знания является для него одной из главных целей человеческих усилий, и он ожидает от него постепенного преодоления тех проблем и трудностей, на решение которых мы в принципе можем надеяться. Выбирая новое отнюдь не ради его новизны, либерал понимает, что в природе человеческих достижений заложено создание чего-то нового, и он готов приспособиться к новому знанию независимо от того, нравятся ему непосредственные последствия этого знания или нет.