Контейнер

Ренко достал из бардачка фонарь и успел к контейнеру как раз в тот момент, когда редкие капли превратились в ливень. Тучи словно прорвало, и Ренко моментально промок до нитки. Он схватился за рычаг запора, а затем поднял и повернул его. Сквозь шум непогоды послышался скрежет петель. Дверь открылась. Контейнер превратился в гигантский барабан, по которому, как тысячи пальцев, стучали капли дождя.

Чтобы укрыться от непогоды, Ренко зашёл внутрь и включил фонарь. На краях створок были заметны резиновые уплотнители. На полу лежал матрас.

Луч света скользил по стенкам контейнера, наполненного лишь гулким, равномерным шумом дождя.

Направив фонарь на заднюю стенку, Ренко внимательнее присмотрелся к её нижней части. Что-то изменилось с тех пор, как он заходил сюда днём. Поводив лучом в разные стороны, он понял, что именно.

В углу появились рисунки и какая-то надпись.

Ренко приблизился и присел на корточки. Три маленькие обезьяньи головы, нарисованные чёрной тушью, походили на детское творчество. Ренко вспомнил старинный символ – одна обезьяна закрывает лапами глаза, другая – уши, а третья – рот.

Здесь же все обезьяны прикрывали глаза, а под головами животных было выведено единственное слово: ПОПАЛСЯ.

Медленно, стараясь не дышать, Ренко поднялся и прислушался. Но ничего, кроме бьющих в крышу капель дождя, слышно не было.

Это было похоже на укол булавкой. Или на прививку в детстве. Он уронил фонарь. Отказавшись повиноваться, тело онемело и обмякло. Ренко повалился на пол. Чья-то рука подобрала и погасила фонарь.

Его безвольное тело окутала темнота. Он почувствовал, как сперва правую, а затем и левую руку заводят за спину. Кто-то вытер выступившую у него на губах слюну, а затем затолкал в рот кусок материи и заклеил скотчем глаза.

Ренко стал четвёртой обезьяной – теперь он тоже ничего не видел.

Но неужели он был слеп и до этого?

На какое-то мгновение Ренко испугался, что задохнётся, но нос по-прежнему дышал свободно. В глазах зарябило, и он начал терять сознание.

Последнее, что он услышал сквозь шум дождя, – скрежет закрывающейся двери контейнера.

11

Капитан Хейнкель снова надел фуражку, которую до этого держал в руках, чтобы ветром от винта её не сдуло в море. Теперь он придерживал её левой рукой, протягивая правую Пауле.

Матрос открыл дверь. Хартикайнен чуть не скатился кубарем по крутой металлической лестнице, которая начиналась сразу за порогом, и громко выругался.

Спустившись, они дошли до лифта по узкому коридору. Перед лифтом стояли двое матросов и высокий гражданский в белой футболке. Не требовалось большой проницательности, чтобы понять, что он – водитель-дальнобойщик.

Паула показала жетон. Водитель даже не взглянул и что-то сказал по-польски. И без переводчика было ясно, что он ничего не знает. Матросов капитан отослал, остальные зашли в лифт, который, грохоча, поехал вниз.

На автомобильной палубе они тут же увидели грузовик с синими контейнерами. Хартикайнен достал копию накладной.

– Намибия, – громко сказал он водителю.

Тот помотал головой и пожал плечами.

– Hamburg. Hamburg harbour[32], – сказал он и махнул рукой в знак того, что не знает, куда контейнер отправится дальше.

– Этот, – Хартикайнен показал Пауле на один из контейнеров. – Второй плывёт во Францию. – И на всякий случай уточнил у водителя: – France?

Мужчина кивнул и добавил:

– Lyon.

Хартикайнен жестами попросил открыть контейнер. Чуть помедлив, дальнобойщик взялся за створки.

– Вот чёрт! – вырвалось у Хартикайнена, когда двери открылись.

Внутри оказались ящики с электроникой – мобильники, ноутбуки, мониторы и плоские телевизоры. Хартикайнен протиснулся вглубь.

– Здесь больше ничего нет.

– Хлам на переработку, – констатировала Паула.

– Именно. Плывёт на африканскую свалку. А ведь многое ещё в рабочем состоянии, – вздохнул Хартикайнен. – Особенно телевизоры. Их выбрасывают исправными и покупают с диагональю побольше.

– А в этих трубках разве нет редких металлов? Почему их не выковыривают? – удивилась Паула.

– Слишком дорого. Дешевле всё сбагрить куда-нибудь в район Гвинейского залива, а там этот токсичный мусор растащат детишки.

– Давайте проверим второй, – сказала Паула по-фински и повторила ту же фразу по-английски.

Хартикайнен потянул водителя за рукав футболки к другому контейнеру. Пока тот открывал одну створку, полицейский, встав на сцепку между платформами, постучал кулаком в другую – в надежде, что Джерри услышит и поймёт, что помощь уже рядом. Звук Пауле не понравился: он не отозвался эхом, как в том голосовом сообщении Элине Лехмусоя. Контейнер не был пуст.

Наконец дверь открылась, и взгляду Паулы предстали ряды картонных коробок. Стоя на сцепке, Хартикайнен попытался опереться на одну из них, чтобы забраться в контейнер, но она оказалась слишком лёгкой. Потеряв равновесие, полицейский свалился. За ним последовала и коробка.

Упав на бок рядом с Хартикайненом, коробка раскрылась от удара и из неё вывалилась человеческая рука.

– Твою мать! – заорал Хартикайнен.

Он рванул картон, и на палубу со стуком посыпались другие руки.