Контрреволюция

Теперь он вел какой-то спекулятивный товарообмен между Гомелем и Петроградом. Наладил связь на пограничных пропускных пунктах и вез на Украину нитки, пуговицы, иголки и другие мелкие фабрикаты, а вывозил оттуда жиры и всякие не очень громоздкие продукты питания. У него, по-видимому, установились надежные отношения с персоналом, от которого мог зависеть пропуск через границу, и он взялся перевести меня с женой и падчерицей в Украину в Орше, без всяких разрешений и виз. Он проявил при этом большое бескорыстие: я должен был лишь оплатить и его переезд в Гомель.

Без больших затруднений достал он нам железнодорожные билеты, и до Орши доехали мы беспрепятственно. Там вокзал оказался переполненным народом: не только внутренние помещения, но и платформы были до отказу забиты людьми и пожитками, однако, по слухам, оставаться ночью на станции было небезопасно, так как по временам шли поверки паспортов у пассажиров.

Наш путеводитель организовал нашу ночевку в маленьком еврейском домике недалеко от станции, а на следующее утро мы переехали в маленькую гостиницу в городе. День мы провели в тревоге в нашем помещении, никуда не показываясь, предоставив решение нашей участи предприимчивому еврею.

Он весь день провел в каких-то хлопотах и переговорах и только вечером сообщил нам, что переход через границу может состояться на следующее утро: мы должны прибыть на пропускной пункт не раньше и не позже, как без пяти минут девять; раньше не надо, чтобы не обращать на себя лишнего внимания, позже нельзя, так как ровно в девять часов утра начинается пропуск через границу. Пропуск ведет таможенный чиновник, проверяющий паспорта, который и обещал пропустить нас всех четверых, при условии уплаты ему по полторы тысячи с человека. Чины ЧК, тоже присутствующие при пропуске и проверке паспортов, обычно опаздывают на 10–15 минут, а потому надо поспеть пройти до их прибытия.

Я доверился нашему проводнику полностью, передал ему 6 тысяч рублей, и наутро, ровно без пяти минут девять часов, подкатили мы на извозчике к пропускному пункту.

Минута, в течение которой таможенный чиновник держал в руках наши паспорта, на которых не было никаких виз, была полна острых переживаний. Он внимательно просматривал страницу за страницей, как будто отыскивая нужные печати и подписи, потом равнодушно процедил сквозь зубы: «В порядке…», и вернул нам паспорта.

У калитки в проволочном заграждении стоял немецкий часовой в стальной каске. Он равнодушно взглянул на протянутые ему наши паспорта, но даже не притронулся к ним, раскрыл калитку, и мы очутились за границей Советского Союза.

Глава 12 Киев в конце 1918 года

От Орши до Гомеля мы ехали по железной дороге. По пути у нас украли чемодан с некоторыми ценными вещами, но потеряно было до того так много, что эта новая потеря нас не слишком огорчила. Главное – было некоторое моральное успокоение, не было постоянного опасения ареста, допросов, заключения, а может быть, и худшего.

От Гомеля до Киева проехали на пароходе. После петроградского недоедания поражало обилие белого хлеба и других продуктов.

В Киеве мы оставались недолго.

Все, что мне пришлось пережить за последнее время, начиная с появления чинов ЧК у меня на квартире, потом постоянная угроза ареста, прятанье по чужим квартирам, наконец, этот переезд через границу, полный трагических переживаний, – все это вооружало меня против советской власти. Эта власть не только лишала меня моего имущества, она угрожала моей свободе, даже, может быть, жизни. В прочность этой власти я тогда не верил и на территорию Украины вступил с твердым намерением принять активное участие в борьбе с нею. Я отвез жену и падчерицу в имение родственников жены в Подольской губернии, а сам вернулся в Киев с тем, чтобы, разобравшись в обстановке, примкнуть к той или иной контрреволюционной организации.

В Киеве я впервые после многих месяцев полной оторванности от политической жизни получил возможность ознакомиться с общеполитическим положением в стране.

Пока я жил в Петрограде, я знал только, что немцы, заняв Киев, организовали из Украины некоторое подобие самостоятельной державы, посадив во главе ее русского генерала былой царской свиты, потомка одного из украинских гетманов XVIII века, Скоропадского[161]. Украина находилась в мирных отношениях с Советским Союзом, но, хорошо зная Скоропадского, я не сомневался в том, что новый гетман и его правительство настроены враждебно к большевикам. Теперь я скоро выяснил, что и оппозиция гетману в лице председателя Украинского национального союза Винниченко[162] и Петлюры[163] мечтает о полном отторжении Украины от России, а потому здесь зреет контрреволюционный очаг.

Совершенной новостью для меня оказалось, что на окраинах Европейской России, на юге и на востоке, не только зреют, но горят ярким пламенем контрреволюционные пожары.