Еще задолго до этого последовало правительственное распоряжение всем бывшим офицерам прибыть в Петропавловскую крепость для регистрации. Я немедленно явился в крепость и дал о себе исчерпывающие сведения, указав при этом свой городской адрес. Но когда я переезжал на дачу, то без всякой задней мысли, а просто потому, что не встретил никого из домоуправления, дачного адреса своего никому не сообщил. Эта случайность сыграла немалую роль в моей жизни.
Недели через три после моего переезда в Лесное моя падчерица отправилась на городскую квартиру за книгами и там узнала от швейцара, что накануне ночью приезжали представители ЧК с целью арестовать меня. В то время на Юге России уже разгоралась гражданская война, и в связи с ней в Петрограде начались аресты офицеров и вообще лиц, в которых можно было подозревать потенциальных контрреволюционеров. Но я в то время никаких связей с Югом России не поддерживал, контрреволюцией больше заниматься не собирался, в моих сношениях с французами большого греха не видел, а потому попытка меня арестовать казалась вопиющей несправедливостью и невольно толкала меня в ряды активных противников советской власти.
Я предпринял некоторые меры предосторожности, достал чужой паспорт, человека примерно моего возраста, стал по временам менять место ночлега, но как-то легкомысленно продолжал посещать клубы и продолжал поиски 15 миллионов, нужных для чего-то французам.
Рассказал я об этом деле генералу Смысловскому.
Смысловский до войны был помощником начальника Главного артиллерийского управления и в качестве представителя ведомства часто являлся в Комиссию по военным и морским делам Государственной думы, членом которой я состоял. Там мы познакомились и даже сошлись. Смысловский был, несомненно, незаурядным работником, но, когда в 1915 году обнаружился недохват артиллерийских снарядов, он был сделан одним из козлов отпущения в этом деле. Сам председатель Государственной думы М. В. Родзянко, а за ним целый ряд членов Думы и Государственного совета метали громы и молнии по адресу фактического главы артиллерийского ведомства бывшего великого князя Сергея Михайловича, начальника Главного артиллерийского управления генерала Кузьмина-Караваева и его помощника и правой руки – Смысловского.
Я всегда оспаривал эти нападки. Я был убежден в том, что причина недохвата снарядов лежит значительно глубже, чем маленькие ошибки руководителей артиллерийского ведомства. Заготовить нужное для войны количество снарядов заблаговременно было, конечно, совершенно невозможно. Необходимые снаряды должна была поставлять железоделательная промышленность в ходе самой войны. Правда, мер к мобилизации промышленности своевременно принято не было, но в этом повинно было не одно артиллерийское ведомство, а весь правительственный аппарат. Главное же заключалось в том, что российская железоделательная промышленность не имела должного развития, а это, уж конечно, выходило за пределы ведения Главного артиллерийского управления. Моя защита породила у Смысловского некоторые симпатии ко мне. Все же в результате горячих нападок со стороны представителей общественности все главнейшие руководители артиллерийского ведомства были отстранены от дел. В частности, Смысловский получил назначение на фронте. После прекращения военных действий он поступил торговым агентом в крупнейшую в России хлебную фирму купца Стахеева.
Когда Смысловский узнал от меня о желании французов достать из частных рук 15 миллионов, он живо заинтересовался этим делом и сумел заинтересовать им и главарей фирмы. Те готовы были предоставить нужную сумму, но стали торговаться – требовали франк за рубль. Переговоры затянулись.
В один из дней августа я зашел к Фредериксу, чтобы передать ему последние предложения Стахеева, и застал его в большом волнении.
Он только что узнал об убийстве Урицкого[155]
, совершенном в это утро, и высказывал предположение, что вслед за этим последуют такие меры, при которых предполагаемая сделка может оказаться неосуществимой.Я, в свою очередь, был неприятно поражен, так как понимал, что мое личное положение в городе может сильно осложниться.
Тем не менее я довольно легкомысленно отправился обедать в Новый клуб, где рассчитывал получить дополнительные сведения о подробностях убийства и его возможных последствиях.