Контрреволюция

Делегаты подали союзным послам меморандум, в котором требовали присылки в Россию 150-тысячной армии для борьбы с большевиками. Когда я узнал, что меморандум этот был составлен Милюковым, я увидал, как быстро могут меняться взгляды и убеждения людей, казалось, имеющих вполне определенное и устойчивое мировоззрение. Я вспомнил, как тот же Милюков решительно отверг предложение сербского посланника Сполайковича весной 1917 года прислать сербскую дивизию в Петроград, в распоряжение Временного правительства, в качестве надежной силы для удержания революции в допустимых пределах. Под ударами революции Милюков изменил свое убеждение о необходимости разрешать свои русские споры русскими руками и, отбросив всякую щепетильность, теперь уже требовал присылки иностранных войск для установления в стране тех порядков, которые ему казались наилучшими. Сдвиги такого же рода я имел возможность наблюдать в очень многих, начиная с самого себя. Во всяком случае, мне была понятна и вызывала мое сочувствие в то время горячая речь члена Государственного совета В. И. Гурко, который убеждал послов в Яссах, что русский большевизм не только русское, а общеевропейское дело, что он грозит снести всю европейскую культуру… конечно, культуру буржуазную, но этого-то мы и боялись в то время, не рисуя себе, что большевизм способен не только разрушать, но и строить нечто новое.

Удивляло и меня, и моих сотрудников в представительстве Добровольческой армии в Киеве то, что делегаты на Ясской конференции пытались решать вопрос о том, кто явится главнокомандующим вооруженными силами, борющимися с большевиками, как будто это могло в какой бы то ни было степени зависеть от них. Добровольческая армия образовалась в процессе кровавой борьбы, у нее выдвинулись свои вожди, и казалось странным, что люди, никакого участия в этой кровавой борьбе не принимавшие, опираясь лишь на свое привилегированное положение в прошлом, хотят решать вопрос о том, кто будет возглавлять эту армию.

Во время совещаний в Яссах делегаты поняли, что никаких практических результатов она дать не может, а потому решили послать от себя представителей в Париж и в Лондон, чтобы там переговорить непосредственно с главами правительств и уже от них добиться реальной помощи.

Делегаты, несомненно, преувеличивали свою роль и ее международное значение, но им было лестно видеть себя в этой роли полномочных послов, ведущих переговоры с союзными правительствами.

После Ясской конференции, уже пребывая в Одессе, делегаты все еще сохраняли свою организацию, в течение нескольких недель ежедневно собирались на совещания, выносили постановления, довольно безуспешно пытаясь влиять на политику союзников и на начинания Добровольческой армии.

В результате капитуляции Германии пленные всех воевавших с нею стран получили возможность вернуться на родину, и в связи с этим у представительства Добрамии в Киеве открылся новый источник возможных пополнений рядов армии. Решено было повести в пределах Германии энергичную пропаганду в среде пленных офицеров, а по возможности и среди солдат. По моему представлению в Германию был командирован казачий генерал Потоцкий[193], мой двоюродный брат, которому и была поручена пропаганда идей Добровольческой армии и привлечение добровольцев на борьбу с большевиками.

Генерал Потоцкий был при Каледине командующим дивизией на Дону, захвачен в плен красными и отправлен в Петроград, где пробыл несколько месяцев в заключении, затем выпущен на свободу, пробрался на Украину и теперь вновь готов был принять участие в Гражданской войне.

Несколько непонятны мне были настроения, которые стали проявляться в то время в среде русских, проживавших и раньше в Киеве, так и бежавших за последнее время из Москвы и Петрограда, спасаясь от большевиков. Большинство из них группировалось вокруг популярного депутата Государственных дум III и IV созывов Шульгина. По примеру своего лидера они с преувеличенной болезненностью относились к самостийности Скоропадского. Я, со своей стороны, не придавал ей большого значения, рассматривал ее как временное явление, дань времени, а в тот момент смотрел на гетмана, его правительство и армию как одно из звеньев цепи, со всех сторон опоясывавшей области, находившиеся еще во власти Советов. Потому я был чрезвычайно удивлен, услыхав от одного из ближайших сотрудников Шульгина, члена Государственной думы Савенко, о подготовке вооруженного выступления в Киеве с целью свержения Скоропадского.