Контрреволюция

Я попытался убедить Савенко, что не только нет нужды свергать гетмана Скоропадского, а наоборот, надо его всемерно поддерживать, потому что он как-никак враг большевиков, а борьба с ними является нашей первоочередной задачей. При этом, свергнув Скоропадского, конечно, не мы, русские, овладеем властью, а, вероятнее всего, Петлюра, который уже готовит наступление на Киев. Вместо националиста Скоропадского мы получим шовиниста Петлюру и этим противобольшевистского фронта не усилим, а верней ослабим его. Мои доводы никакого впечатления на Савенко не произвели, но Скоропадского ему свергать так и не пришлось, так как вскоре после нашей беседы восстание, объявленное Украинским национальным союзом под главенством Петлюры, стало принимать размеры, угрожающие не только гетману, но и русскому населению города Киева.

Армия Петлюры, сформированная в Галиции, обмундированная и хорошо вооруженная, двигалась по направлению к Киеву, неся с собой шовинистические лозунги и обещание всей помещичьей земли крестьянам. Этого было более чем достаточно, чтобы от гетмана отшатнулись даже его сторонники «хлеборобы». Ряды гетманской армии стали редеть с каждым днем. Новый главнокомандующий, генерал князь Долгоруков[194], предпринял попытку организовать для защиты престола украинского гетмана русский «гвардейский» корпус. Формирование корпуса он поручил князю Эристову, генералу царской свиты, артиллеристу, во время войны неожиданно получившему в командование Кавалергардский полк, который он принял от того же Долгорукова. Эристов был человек неглупый, высокообразованный, энергичный и горячо принялся за порученное ему дело. Однако оказалось, что русские офицеры и солдаты никакой охоты проливать кровь за украинского гетмана не имеют, и формирования шли туго. Помимо того, сказывалась конкуренция представительства Добрармии, продолжавшего свою вербовку охотников в ряды войск, дравшихся с красными в районе Дона – Кубани. На этой почве возникли столкновения между Долгоруковым и начальником представительства генералом Ломновским, закончившиеся тем, что Долгоруков арестовал Ломновского.

Арест этот ни в какой степени не ускорил формирований «гвардейского» корпуса, а гетманская Украинская армия продолжала день ото дня таять.

Между тем армия Петлюры подошла вплотную к Киеву.

Остановить ее могли бы немцы, но со времени капитуляции на Западном фронте они демонстративно отстранялись от всякого вмешательства во внутренние дела Украины.

Гетманское правительство решило искать помощи у союзников.

Члены Ясской конференции, собравшиеся к этому времени уже в Одессе, сообщали о каких-то обещаниях помощи со стороны союзников и о том, что в Киев должен прибыть консул Энно с какими-то особенными полномочиями.

Время проходило, а Энно все не ехал. Мы уже начинали думать, что Энно – это какая-то мифическая личность. Решено было обратиться к наличным представителям союзников, к бельгийскому консулу, члену правления местного сахарозаводческого общества и к французскому вице-консулу г-ну Мулену. Но обращаться к ним за помощью непосредственно командующему гетманскими войсками было нельзя, почти наверняка можно было ждать категорического отказа от вмешательства в дела сателлита Германии.

Генерал Долгоруков счел себя вынужденным обратиться за содействием к арестованному им генералу Ломновскому.

Ломновский поручил мне вести переговоры с консулами и просить их выступить посредниками между петлюровским командованием и Долгоруковым и постараться добиться какого-то мирного соглашения между сторонами.

Я начал с бельгийского консула. Член правления сахарозаводческого общества заставил меня дожидаться приема с полчаса, я с интересом разглядывал таблицы и диаграммы урожаев свеклы в Правобережной и Левобережной Украине, пока наконец не был приглашен в кабинет консула. Он прочел мне речь с укоризнами по адресу России, покинувшей союзников в тяжелый для них момент, и в конце концов отказался выступать посредником.

Господин Мулен оказался любезнее и сговорчивее. Он сообщил мне, что консул Энно в Киев приезжать не собирается, что распоряжений от французского командования об удержании Петлюры от вступления в Киев не поступало, но что он согласен поехать со мной на позиции в качестве парламентера, с гуманной целью не допустить кровопролития.

Мы выехали на фронт. Мулен как представитель союзников был препровожден в Ставку командования, я остался задержанным на передовых постах. Переговоры Мулена длились недолго. Часа через полтора он вернулся с ультимативным требованием: гетманские войска должны сложить оружие без всяких условий.

С этими грустными известиями я вернулся в Киев. В штабе Долгорукова знали о моей поездке парламентером; штабная молодежь при моем появлении бросилась ко мне с расспросами, но я молча прошел в кабинет главнокомандующего.