Контрреволюция

Предложение было соблазнительное: спокойная жизнь за границей в стороне от политических интриг, хлопот, ответственности… Однако мои настроения в то время были таковы, что я счел проявлением малодушия отказ от активной борьбы на родной земле за счастье родины, каким я понимал его в те дни. В большевиках я видел разрушителей русского государства, которое было мне дорого, несмотря на наличие в нем многих недостатков, за которое я шел жертвовать жизнью, как только вспыхивала война на его границах. Я верил в то, что недостатки в укладе русской жизни возможно исправить постепенно, шаг за шагом, без коренной ломки, требующей столько жертв. Я считал, что за последние полвека Россия шагнула вперед так широко, как ни одной европейской стране не удавалось шагать за такое же время. Я твердо надеялся, что она и в дальнейшем будет прогрессировать еще более ускоренным темпом.

С другой стороны, разрушение старого, в моих глазах, велось в лучшем случае ради начинаний, которые я расценивал в то время как неосуществимые иллюзии.

Я отказался от предложенной должности и остался в России активным участником контрреволюции.

Говорить нечего, что вопрос о назначении того или иного офицера представителем Добрармии при штабе союзников большого значения не имел. Но, вообще говоря, главному командованию Добрармии приходилось очень считаться с пожеланиями союзников, потому что без их помощи борьба с большевиками становилась если не безнадежной, то весьма трудной.

Союзников пугал разгорающийся очаг социализма в России, но, с другой стороны, их правительства опасались слишком реакционного курса в политике Добрармии, потому что в народных массах, в армиях, особенно во французской, создалось представление о добровольцах как об архиреакционерах. Конечно, с современной точки зрения это так и было на деле, но в те времена мы считали себя очень либеральными и ставили это себе в большую заслугу. Союзные правительства, принужденные считаться с настроениями в войсках, ждали от нас наглядного проявления этого либерализма.

Некоторые политические деятели Франции рекомендовали Сазонову[243] (бывшему министру иностранных дел царского правительства, а тогда и. д. министра иностранных дел Колчака и Деникина) добиться от Деникина декларации о правительственном политическом курсе, возможно более либеральной. Высказывалось пожелание и о координировании политики с Колчаком.

Весной 1919 года из Парижа приехали генерал Щербачев, бывший член Государственной думы Аджемов[244] и Вырубов[245]. Со слов французских политических деятелей, они убеждали Деникина торжественно объявить о своем подчинении Колчаку. По их словам, это приведет к признанию союзниками Колчака правителем России и обеспечит союзническую помощь.

Последнее было особенно важно: обещанных ранее денег союзники больше не давали, но англичане обещали снаряжение на 250 тысяч человек, одиннадцать пароходов, в общей сложности 60 тысяч тонн, были якобы погружены и готовы к отправке.

Между тем настроения значительной части беженцев были далеко не в пользу союзников: очень многие с грустью взирали на поражение немцев на Западном фронте.

Для обработки общественного мнения в смысле доверия к союзникам «Национальным центром» было организовано несколько публичных лекций. На одной из них выступал представитель в царские времена «легализованного социализма» – П. Б. Струве. Он распинался в пользу англичан, доказывая их полное бескорыстие, желание прийти на помощь нашей родине.

Я не удержался и, хотя это и шло до некоторой степени вразрез с правительственной политикой, указал, что бескорыстие англичан довольно относительное: действительно, в Ростове, при штабе Деникина, сидит представителем английский генерал, по-видимому искренний русофил, горячо хлопочущий о том, чтобы Добрармия получила все ей нужное. Но одновременно в Грузии и в Баку сидят заядлые русофобы, которые только и заняты тем, чтобы отторгнуть эти области окончательно от «Единой, Неделимой». Несколько месяцев тому назад англичане ввели свои войска в Баку, но отнюдь не для того, чтобы помочь нам в борьбе с большевиками, а преследуя свои интересы в нефтяных делах. Можно себе вообразить, как бы они хотели видеть Азербайджан самостоятельным государством, которому они с восторгом предложили бы свое покровительство.

В результате всяческих давлений с запада Деникин опубликовал свою декларацию и на торжественном заседании в Екатеринодаре объявил о своем подчинении Колчаку. Одновременно решено было отправить в Париж для непосредственных переговоров с союзными правительствами делегацию в составе генерала Драгомирова, Астрова, Соколова и Нератова[246].

Делегация выехала в начале июня, и я вступил в управление Отделом пропаганды Добровольческой армии.

Еще в апреле положение Добрармии упрочилось. Наступательная операция под личным начальством Деникина в направлении от станции Тихорецкой на Торговую и Великокняжескую прошла успешно, большевики были отброшены, связь Дона с Кубанью обеспечена, окреп и Донской фронт.