Контрреволюция

Правые, наоборот, кричали, что наш отдел заполнен «жидами» и что мы ведем «кадетскую» республиканскую линию, пренебрегая исконными началами русской земли. На деле евреев в Отделе почти не было. Кажется, работал один еврей, а пропаганду мы вели в том направлении, которое было установлено Главным командованием, правда, направлением очень неопределенным, допускавшим всяческие толкования.

Военное начальство обвиняло нас в том, что Отдел пропаганды служит укрытием для офицеров, уклоняющихся от службы на фронте, что наша пропаганда не доходит ни до войск, ни до населения…

На деле офицеры у нас были лишь освобожденные от военной службы по болезни или по ранениям, что же касается недохода пропаганды до населения и до войск, то в этом была доля правды, но причины этого «недохода» были настолько серьезны, что нельзя было возлагать ответственность целиком на Отдел пропаганды.

Не касаясь вопроса о содержании пропаганды, а лишь о проникновении ее вглубь страны, в толщу населения, надо указать, что в этом и был главный камень преткновения в нашей работе.

Распространение газет, брошюр и листовок на значительное расстояние от железнодорожных линий представляло не только большие трудности, но и очень большую опасность во многих отношениях.

В районах, прилегающих к очагу Гражданской войны, не существовало больше былых возможностей распространения печати, т. е. не было больше функционирования почты. Всякий печатный листок нужно было доставлять в дальнее местечко или село при посредстве специальных агентов. Уж не говоря о том, что очень нелегко было доставать средства передвижения, самая поездка вглубь от железных дорог была чревата опасностями. В Екатеринославской губернии оперировали крупные отряды Махно, а там, где их не было, нередко встречались банды так называемых «Зеленых». И те и другие являлись противниками всякой власти, кроме своих атаманов, а «генеральской» в особенности. В данном случае в возникновении этих «Зеленых» часто бывали повинны и некоторые начальники воинских частей: бывали офицеры, сами крупные помещики, или связанные с крупными помещиками, которые, прибыв с отрядом в имение, захваченное крестьянами, принимались за водворение владельца или просто за расправу с «нарушителями священного права собственности». Каково было попасть одинокому агитатору в такую деревню, уже покинутую карательным отрядом. Я не хочу сказать, что это являлось постоянным действием воинских отрядов, скорей наоборот, это являлось исключением, не достаточно частым, чтобы упрочить за Добрармией репутацию восстановителей помещичьего землевладения. Помимо того, условия Гражданской войны вынуждали волей-неволей прибегать сплошь и рядом к довольствию войск местными средствами. Когда при этом проявлялись неумеренные требования, это, естественно, озлобляло население. О том, что такие случаи бывали не единичными, свидетельствовал сам генерал Врангель, сменивший Деникина на посту главнокомандующего: он говорил, что армия дискредитировала себя грабежом.

Надо полагать, что и красным приходилось прибегать к реквизициям, возмущавшим население, но красные несли с собой то разрешение земельного вопроса, которое только и ждали крестьяне; белые реквизировали не меньше, а обещали лишь какое-то туманное Народное собрание, долженствовавшее разрешить, неизвестно как, все назревшие вопросы.

В результате сами войска создавали своего рода контрагитацию.

В этой обстановке опасности проникновения вглубь от железных дорог были таковы, что нерешительные агенты уклонялись от таких поездок, а многие из более смелых поплатились за них головой.

Между прочим, одной из жертв оказался начальник военной секции Отдела пропаганды, полковник, юрист, фамилию которого забыл. Он был убит в купе вагона агитпоезда, остановившегося на маленькой станции ночью. В купе вошли два человека и спросили, нет ли здесь такого-то, назвали фамилию полковника. Тот, лежавший на верхней полке, откликнулся. В ответ раздались три выстрела, которыми он был убит наповал. Стрелявшие выскочили из вагона и скрылись в темноте, прежде чем кто-нибудь успел опомниться.

Небезопасны были и переезды по железным дорогам ввиду свирепствовавшей на дорогах и станциях, из-за скопления людей, эпидемии сыпного тифа. Немало пострадало от нее наших агентов. Вообще, список погибших работников Отдела пропаганды от различных причин был довольно велик.

Кроме нападок указанного рода, были разговоры о якобы каких-то непорядках административного и денежного характера – это была уж атака по адресу руководителей Отдела, главным образом по моему.

Все эти слухи доходили до Деникина часто в преувеличенном виде, и он в конце концов назначил генеральную ревизию Отдела пропаганды.