Контурные карты для взрослых (сборник)

   Эсса подобрал длинную палку и принялся ножом затачивать ее конец.

   — А почему город так называется? Это чтото значит на местном языке?

   — Не на местном, на португальском. Cheguei e choram, что значит «я пришел, и они заплакали».

   — Откуда ты знаешь?

   — В школе проходили.

   — Довольно странное название.

   — Просто, когда первые португальские торговцы пришли в город, местные решили, что их всех теперь увезут в качестве рабов.

   — И заплакали?

   — Наверное. Кто же хочет стать рабом.

   — Но ведь колонизаторами Сенегала были французы.

   — Это потом. Сначала, как и в соседней ГвинееБисау, португальцы.

   Он поднял голову, оторвавшись от затачивания палки.

   — Зачем тебе эта палка, Эсса?

   — Мы пойдем ловить рыбу.

   — Палкой?

   — Да. Мы пойдем туда, где мелководье, там можно и палкой поймать.

   — Нам что, ужинать нечем?

   Эсса улыбнулся:

   — Вы же сами сказали.

   — Я могу купить рыбу у торговок.

   — Но так же интереснее!

   Мы немного спустились вниз по реке, подальше от оживленного места на берегу, и Эсса привел меня в место, где река загибалась и в месте изгиба образовывалась небольшая заводь, тихая и прозрачная.

   — Вот здесь хорошо ловить. Ее видно, она из общего течения выплывает иногда, прямо под палку!

   — Ты не в первый раз здесь, да, Эсса?

   — Конечно. — В его словах звучала гордость. — Я часто ловлю рыбку. Я хороший рыбак, если бы у меня была своя лодка, я мог бы ловить много рыбы и продавать. И заработал бы много денег, ни от кого не зависел бы. Но лодка стоит дорого, я никогда не заработаю на нее.

   Он вошел в воду, наклонился и принялся высматривать рыбу. Я осталась на берегу, уселась на песке и гадала, как долго я выдержу нашу рыбалку. В животе урчало, и хотя я не хотела обижать мальчишку, но долго сидеть так не смогла бы. Неожиданно Эсса напрягся, взмахнул палкой и резко воткнул ее в воду. Когда он ее вытащил, на конце извивалась серебристая плоская рыба.

   — Поймал! Есть!

   Он вышел на берег, воткнул палку с рыбой в песок и стал скакать вокруг на одной ноге, прихлопывая в ладоши. Ну самый настоящий подросток, обыкновенный ребенок!

   — Эсса, на сегодня нам ведь хватит, правда? Отдадим ее девочкам, пусть приготовят нам чтонибудь.

   — Нет, нет! Мы ее зажарим! Это будет лучше всего, мадам.

   Мы вернулись к рынку на берегу, и Эсса попросил одну из женщин зажарить рыбу. Масло в казанке выглядело отвратительно, его использовали, наверное, со дня основания города, оно потемнело и ужасно воняло. Когда мы присели на бордюре какогото банка и принялись разделывать рыбку на пакете, я смогла заставить себя проглотить только маленький кусочек. Эсса же, словно и не заметил ничего, проворно съел все остальное, аккуратно сложив кости.

   — Мадам не понравилось? — спросил он в конце.

   — Нет. Просто очень питательно. Я так много не осилю.

   Я улыбнулась, и мы пошли в отель. По дороге я купила в чистой забегаловке при крупном отеле пиццу. Эсса ничего не сказал, но когда мы пришли в отель, попробовал лишь кусочек и отказался.

   — Что, не нравится? — спросила я.

   — Нравится. Просто я уже сыт, мой живот полон рыбой.

   Лукавец. Даже глазом не моргнул. «Одинодин, о вкусах не спорят», — подумала я.

   Эсса остался ночевать в комнате охранников. С того дня он вообще не уходил домой, так и жил под моим боком, каждую секунду ожидая зова, в полной готовности помочь. Иногда я разрешала ему смотреть телевизор в моем номере или читать книги. В один из таких дней я пыталась собрать воедино все собранные кусочки заметок, копаясь в статистике и сравнительном анализе. Эсса еще не ушел. Он сидел на диване и читал какуюто книгу. Время от времени мне приходилось прятать улыбку, отводя взгляд от его сосредоточенного лица с приоткрытым ртом, словно он увидел в учебнике чтото совершенно невообразимое.

   «По данным ЮНИСЕФ шестьдесят из тысячи детей в Сенегале умирают в первый год жизни», — напечатала я на ноутбуке. Господи, это очень много. Шестеро из ста не доживают до года. Но это лучше, чем раньше. Лет двадцать назад цифра была иной — в первый год жизни умирал чуть ли не каждый седьмой ребенок. Эссе, получается, крупно повезло…

   — Эсса, — отвлекла я его.

   Он поднял голову, все еще витая мыслями в лабиринтах устройства живых существ.

   — Ты всегда был таким худым?

   — Да.

   — Ты вот говорил както, что болел в детстве часто.

   — Да.

   — Может, изза этого такой худышка? Вроде питаешься нормально сейчас, а все равно не поправляешься.

   Он засмеялся:

   — Я родился вообще маленьким.

   — В каком смысле? Маловесным?

   Я заинтересовалась. Откуда он мог знать подробности своего рождения, если толком и не жил со своей матерью?

   Эсса уже закрыл книгу и свесил ноги с дивана.

   — Мне бабушка рассказывала. До меня у мамы двое детей умерли. Бабушка говорила, что я родился таким маленьким, что едва умещался в ее ладони. Мама родила меня раньше срока, она готовила отцу ужин и вдруг потеряла сознание. Пока собрались женщины деревни, пока молились, прошло много времени. Я родился почти в полдень на следующий день.