Контуженый

– Кто-то из них? Шмель или Кит?

– «Какая разница». Это твои слова.

– А твои – «если тебе все равно, то и мне»!

– «Пони бегает по кругу и в уме круги считает» – не твои и не мои, но про нашу болтовню.

– Злата, у меня уже ум за разум… – После паузы прямой вопрос Чеха: – Беременна или аборт?

– А Кит и Шмель что бы выбрали для любимой девушки?

– Любимой? Не слышал про таких.

– Еще бы, дур мало… – Теперь уже паузу берет Злата и строчит: – А ты спроси. Если телка залетит, как они поступят? Только про меня не трепись.

– Почему я? Сама спроси.

– Мне поздно спрашивать.

– Блин! Злата! Ты меня запутала! – злится Чех и, успокоившись, продолжает: – Лучше отвечу на первый вопрос: как у вас там? Проще, чем у тебя, сестренка. Потому что живем по приказу, и в голове не бывает вопроса: кто??

– Теперь будет. Слышишь, постукивает. Кто?? Кто??»

На этом диалог обрывается. Чех посчитал, что это тема для рассказа, и сохранил его. А для моей больной головы это тема для раздумий.

Беременность, аборт – про такое девушки не шутят. Шутливый тон Златы – это самозащита. На самом деле в ее душе клокочет вопрос – кто? Кто отец ее ребенка? Она ответила: «тайная покрытая мраком». Тайна для нас или для нее тоже?

А может, в туманных словах доля истины. У меня со Златой случилось ночью в мрачном месте. Мрак отчаяния клубился в ее открытых глазах. И у Дениса с ней было там же во мраке вечера. В тот раз мрак источали мои глаза.

Я хлопаю себя по лбу – приди в чувство! О каком отцовстве я рассуждаю. Беременности нет, Злата сделала аборт!

Однако вопрос остался. Кто? Ей больно, и она хотела передать свою боль мне, подлецу. Или, наоборот, чтобы Денис узнал, что мог стать отцом. Злата мучилась и сомневалась. А вдруг, отец я? И избавилась от сомнений.

31

Я приезжаю в Дальск поздно. Мать ушла в ночную на хлебозавод, но в холодильнике, конечно же, есть ужин – только разогрей. Мама ждет меня в любое время. Я ем без аппетита и падаю в постель.

За окнами мирный город – ни отдаленной канонады, ни выстрелов систем ПВО, ни шума вертолетов, уходящих на ночную охоту. Казалось бы, спи, как младенец, но мирного сна не получается.

Только смыкаю веки, и в подсознании всплывает ужас роковой ночи. Сквозь туман памяти проясняются детали.

В тот день был долгий бой, мы израсходовали все боеприпасы и смертельно устали. К ночи снабженцы подогнали машину с минами. Десятки тяжелых ящиков нужно было таскать за бруствер, распределить по окопу, а утром грузить обратно. В тот день наши штурмовые отряды оттеснили вэсэушников, с утра предстояла передислокация на новое место.

В гибели расчета, в смерти лучших друзей виноват только я.

Я, как командир, принял решение спрятать машину с боекомплектом между хатой, в которой мы расположились на ночлег, и раскидистой старой яблоней. Рассудил, что уже ночь, с беспилотника враги не заметят. В конце концов, они тоже выдохлись и падают с ног. Те счастливчики, кто еще на ногах.

Но, как правильно сказано в хорошей песне: «А на войне не ровен час, а может мы, а может нас». Усталость не помешала противнику нам отомстить.

Ребята спят, я выхожу помочиться. Не здесь же, не с порога. Отхожу в сторону за ствол дерева и – прилет точно по боекомплекту. Страшный взрыв! Деревенский домик в труху. Меня отбрасывает в окоп.

Очнулся через восемь дней в больнице. Сейчас жуткая боль вспоминается, как детский порез. Боль в сердце гораздо хуже. Ну почему я пожалел бойцов и не заставил разгрузить мины. Мы бы выбились из сил, но выжили.

Мне нет оправдания. Ошибся, смалодушничал, угробил друзей.

Воспоминания продолжают терзать, однако подспудная мысль постепенно выдавливает мой позор на периферию сознания. А в центре полыхает главный вопрос – кто предатель? Без точных координат попасть с первого раза в грузовик невозможно. В этом Вепрь прав, предатель был рядом. Кто?

Больная голова отключается, и я засыпаю.

Меня будит аромат теплого хлеба и мамин голос:

– Никита. Смотри, что в почтовом ящике нашла.

Мать протягивает фотографию размером с открытку. Держу за уголок, приближаю к лицу. Сонные глаза моргают и покрываются влагой.

На снимке три парня обнимают другу друга за плечи и одинаково лыбятся в камеру. Мирная жизнь. Парни счастливы и беспечны. Это еще не Чех, Шмель и Кит, а Антон Солнцев, Денис Шмелев и я, Никита Данилин. Нас снимала Злата на свой телефон и переслала удачный кадр каждому. Я никогда не видел этот снимок на картоне, но часто разглядывал на дисплее.

– Ой! Там что-то написано. – Это голос мамы.

Я поворачиваю карточку. На обороте надпись круглым почерком: «Сегодня вечером в нашем месте. З».

Размеренный ход сердца срывается вскачь. З – значит Злата! Она вернулась. Она назначила встречу!

И тут же щемящая боль – что с ней? Почему она исчезла и почему вернулась?

Я пережевываю теплый хлеб, не чувствуя вкуса, и осознаю, что не могу ждать до вечера. Натягиваю одежду, сбегаю по лестнице во двор, спешу в другой подъезд и поднимаюсь на этаж Златы.

На звонок в ее квартиру никто не открывает. Ее родители на работе. Отец в школе, а мать в детском саду. Детский садик совсем рядом, и я спешу туда.