К этому времени нам удалось пройти уже около пятидесяти миль вглубь пустыни. А она, судя по карте, простиралась на сто двадцать миль, и предполагаемый водоем находился почти на середине пути. Если он действительно существовал, мы находились сейчас, самое большее, в пятнадцати милях от него. Испытывая адские мучения и едва волоча ноги, наш отряд едва-едва продвигался вперед, а когда солнце наконец скрылось за горизонтом, мы рухнули как подкошенные на еще не остывший песок. Перед тем как лечь, Амбопа указал на небольшой холм на горизонте, своими очертаниями напоминавший громадный муравейник. Я удивился – что бы это могло быть?
Взошла луна, заставив нас вновь подняться и идти дальше.
Теперь мы даже не брели, а почти ползли, шатаясь и едва удерживая равновесие, и время от времени падали от полного изнеможения. Нам часто приходилось подолгу отдыхать. Жестокие лишения избавили нас от желания разговаривать. Если до сих пор Джон Гуд бодрился и отпускал всякие шуточки, то теперь и его живость куда-то пропала.
Около двух часов ночи, совершенно выдохшиеся, мы доплелись до «муравейника», оказавшегося песчаным холмом конической формы; он был высотой примерно в сто футов и площадью около двух акров. Именно там, доведенные до отчаяния жаждой, мы и выпили последние капли остававшейся у нас воды и снова улеглись.
Уже закрыв глаза, я услышал, как Амбопа мрачно пробормотал по-зулусски: «Если завтра не найдем воду, то умрем прежде, чем взойдет луна…»
Несмотря на душную ночь, меня прошиб холодный пот. Впрочем, даже мысль о близкой смерти не помешала мне тотчас провалиться в тяжелый сон.
Глава 6
Вода!
Было около четырех часов утра, когда я разлепил веки и почувствовал мучительную жажду, – больше уснуть мне не удалось. Перед этим я видел во сне, будто купаюсь в чистой реке. Берега ее были покрыты сочной зеленью, а листья на деревьях трепетали от прохладного ветерка. Мне вспомнились слова Амбопы: «Если завтра не найдем воду, то умрем…» И это было чистой правдой – нам грозила ужасная смерть, потому что вокруг простиралась все та же бесплодная, гудящая от зноя пустыня.
Я сел и начал тереть свое покрытое грязью лицо сухими заскорузлыми пальцами. Потрескавшиеся губы сразу начали кровоточить. Скоро должно было взойти солнце, но в воздухе совершенно не чувствовалось утренней свежести; вокруг стоял душный, раскаленный полумрак. Мои спутники еще спали.
Мысль о воде мало-помалу начала сводить меня с ума. Должно быть, в тот момент у меня от жажды, усталости и голода помутилось в голове и я начал хрипло вскрикивать и смеяться, разбудив своих товарищей. Оба они с удивлением подняли головы и тут же, не обращая на меня ни малейшего внимания, принялись отряхиваться и стирать грязь с лиц. Затем, немного придя в себя, мы решили обсудить наше положение, которое было более чем серьезным. Воды – ни капли. Мы измождены и крайне раздражены. Капитан, несший бренди, уже было начал поглядывать на него жадным взглядом, однако сэр Генри мгновенно отобрал у него бутылку и спрятал ее, потому что в таких обстоятельствах любое спиртное означало бы верный конец.
– Если не будет воды, мы наверняка погибнем, – проговорил он.
– Судя по карте старого португальца, – отозвался я, – водоем должен быть где-то неподалеку.
Мое замечание никого не обнадежило, и мы лишь безучастно смотрели друг на друга. Постепенно становилось светлее, и вдруг я заметил, что Вентфогель бродит кругами, не отрывая глаз от земли. Внезапно он остановился и с тихим восклицанием ткнул исхудавшим, как сучок, пальцем в песок.
– Что он там обнаружил?
Мы с трудом поднялись и направились к парню.
– Хорошо, – задумчиво произнес я, глядя туда, куда указывал Вентфогель. – Это довольно-таки свежий след газели. Что же из того?
– Животные не уходят далеко от воды, – по-голландски ответил Вентфогель.
– Может быть, ты и прав.
Подняв к белесому небу свой приплюснутый нос, он широко раздул ноздри и втянул горячий воздух – точь-в-точь как горный баран в минуту опасности.
– Я слышу запах. Пахнет водой!
Мы обрадовались необычайно, ведь люди, выросшие в пустыне, обладают исключительным чутьем. В этот момент взошло солнце. То, что мы увидели далеко впереди, было настолько потрясающе, что даже жажда отступила. Сверкая, словно серебро, перед нами возвышались две горы, едва не упираясь в небо. От подножия обе они плавно закруглялись и казались отсюда совсем гладкими; на вершине каждой виднелось покрытое снегом возвышение. Это были Груди Царицы Савской, а по обе стороны от них на многие десятки миль тянулись хребты гор Сулеймана. В очертаниях этих колоссальных вулканов – так как обе «груди», несомненно, были не чем иным, как потухшими вулканами, – виделось нечто столь величественное и торжественное, что у нас перехватило дыхание. Какое-то время утренний свет переливался блестками, касаясь могучих вершин, но затем уступил место странным клубам серого тумана и облаков, вмиг сгустившихся и скрывших их очертания.
Как только волшебное зрелище исчезло, к нам снова вернулась неистовая жажда.