КОР, или Медленно и с удовольствием

Сдерживая любопытство, я вручил маме подарок и после порции положенных восторгов, устремился к гостиной, откуда доносились взрывы смеха и голоса. Понятно. Вместо чинного ужина в семейном кругу нам предстоит шумная вечеринка по случаю обручения. По дороге я заглянул к отцу — на тот случай если он не в настроении и отсиживается у себя в кабинете. Старинное кресло пустовало, значит, господин профессор соизволил почтить гостей своим присутствием. Я подошёл к письменному столу, где по-прежнему царствовал идеальный порядок, и заколебался, не зная, как поступить: оставить купленную книгу здесь или вручить её отцу самолично. Искушение было велико, но что-то мне надоело праздновать труса. Если отцу не понравится подарок, то это его проблемы, как-нибудь переживу его ворчание.

Прежде чем выйти из кабинета, я включил настольную лампу и огляделся. Отчего бы не полюбопытствовать, когда нет хозяина? В конце концов, я бываю здесь не часто. Что ж, несколько старомодно, зато солидно и уютно, именно такая обстановка отцу по душе. Лепнина на потолке. В центре хрустальная люстра и грани подвесок отбрасывают цветные блики на кремовые обои. На окнах тёмно-зелёные полосатые шторы. Мебель современная, но солидная, за стёклами неприступных шкафов стройные ряды книг.

Мой экскурс заканчивается там же, откуда начался, на пустующем отцовском кресле, и неожиданно мне нестерпимо захотелось его увидеть. Пусть мы часто ругаемся, но я люблю своего отца, невзирая на его скверный нрав.

В гостиной, превращённой на время в столовую, помимо отца и брата, сидели светловолосый голубоглазый крепыш и темноглазая черноволосая девушка, судя по чертам лица она еврейка. Поздоровавшись, я первым делом подошёл к отцу и поцеловал его в щеку, хотя знал, что он терпеть этого не может. Наш господин профессор поморщился, но промолчал: видимо, не нашёлся, что сказать. Последний раз я лез к нему с «телячьими нежностями» где-то в классе третьем. Правда, отец по-прежнему был в своём репертуаре. Когда я вручил ему подарок, он небрежно глянул на книгу и, повернувшись, швырнул её на диван, стоящий неподалёку.

— Зря тратился, мой мальчик! У меня уже есть это издание.

— Не беда! Лишнюю подаришь кому-нибудь из друзей.

— Нет, забери! Терпеть не могу, когда в доме скапливается всякое барахло.

Несмотря на провокационное заявление, я был сама покладистость.

— Хорошо, я сдам её обратно.

— Ну-ка, дай! Я гляну ещё раз, — сказал отец и, пролистав, положил книгу рядом с собой. — Пожалуй, оставлю её себе. Этот экземпляр в лучшей сохранности, чем мой.

— Как скажешь, пап, — ответствовал я и, забавляясь, чмокнул его в макушку. — Люблю тебя.

— Ярополк! — рявкнул господин профессор, выведенный из себя.

— Не сердись, пап! Я страшно соскучился по тебе, вот меня и пробивает на всякие глупости, — сказал я в своё оправдание.

Отец фыркнул и смерил меня внимательным взглядом.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — заметил он уже гораздо спокойней. — Почему ты так долго не показывался? Что-то случилось? — спросил он и я вдруг понял, что он хоть и не показывает виду, но действительно встревожен моим долгим отсутствием.

Господи! Что творится! Неужели это мой отец, которому по большому счёту никогда не было до нас дела? Или я ошибался, принимая видимое за действительное?.. Чёрт! Теперь я уже ни в чём не уверен.

— Всё нормально, папа, — пробормотал я, выбитый из колеи, и выдал привычную отмазку: — Просто из-за постоянных разъездов никак не мог собраться и позвонить вам.

— Поросёнок! — пожурила меня мама и, походя, с улыбкой провела ладонью по моему плечу. — Подойди, наконец, познакомься с нашими гостями.

Подельник Руслана представился Кириллом Рудневым, а девушка — Лорой Мицкевич.

Прежде чем отпустить ладошку будущей снохи, я смерил её взглядом. Моих лет — лет двадцать пять, не больше. Эдакая библейская Юдифь и фигура очень женственная. Правда, по современным меркам излишне полновата и бёдра чересчур широки. Несмотря на это она не комплексует и держится с достоинством. Умная девушка. Судя по манерам, явно из интеллигентной семьи. Не будь она еврейкой, было бы совсем хорошо. С другой стороны, если она любит брата — а что-то мне подсказывает, что так оно и есть — тогда всё в порядке. Несмотря на взаимную неприязнь между татарами и евреями, порядки в тех и других семьях не слишком-то разнятся — и там, и сям тот ещё домострой.

Правда, что-то слабо верится, что Руслан будет закручивать гайки в своей семье: не такой он человек. Но кто знает? От того, что вбито в гены, сложно избавиться. Вон бабушка с отцовской стороны не устаёт твердить, что добрей её сыночка Вовочки нет никого в мире. Видела бы она, какую бурю в стакане воды разводит этот добрячок! Бедная мама не знает, как ему угодить, когда отец является не в духе. Такую бодягу разведёт из-за всякой ерунды: то суп ему горячий, то вилка грязная, то сок чересчур кислый. Как только у мамы хватает с ним терпения, ума не приложу! Я в таких случаях обычно запирался у себя в комнате, а Руслан удирал к друзьям.