Корабельная сторона

Каждый понимал: если не перебороть своей усталости вот сейчас, значит, ее не осилить никогда! Это, как в беге. Заколет в боку, перехватит дыхание, кажется, уже никакие силы не заставят тебя сделать хотя бы еще один шаг, но ты не сдаешься, не сходишь с дорожки, преодолеваешь метр, второй, третий… И вдруг чувствуешь — боль в боку прошла, сознание прояснилось, откуда-то появились новые силы, бег убыстряется. Вот уже и финишная лента позади, а ты все мчишься вперед, по инерции. Такое состояние в спорте называется вторым дыханием. Приходит это второе дыхание и в работе. Было уже такое у мальчишек при заготовке дров… На душе посветлело.

Свалив груз в трюм, повеселевший Санька поддал рысью. Налегке бежать даже приятно.

— А ну, кто быстрее?! — бросил он клич.

Это подействовало: не может быть, чтобы Лорд Байрон вдруг оказался выносливее, чем они, истинные работяги?!

Началось соревнование: каждый норовил нагрузить свою тачку больше всех, а выгрузить ее быстрее всех. Сначала вперед вырвался бригадир. Но уже к концу третьего рейса к нему вплотную подошел Кимка, на Кимкины пятки наседал Махотка, потом следовали Карамор и Ленька Слон… Усталость испарилась, она улетучилась так, что грузчики этого и не заметили.

Зазвенели шутки.

— Жми, Саня, на полный газ!

— Крути, Кимушка, карусель! Видишь, какая «барышня» восседает в твоей тачке.

— Стоящая «девочка» — что и говорить! Пуда на три весом — не меньше! — Сочно крякнув, Урляев вываливает в трюм покореженный цилиндр вместе со штоком.

— А у меня, братцы, никак Чарли Чаплин?! — хохотнул Карамор, по-смешному дергая конопатым носом.— Гляньте, вот шляпа, вот физия, а это — ноги в длинноносых ботинках…

Покореженный якорек, и правда, чем-то напоминал комического киноартиста.

— Давай его в общую кучу! — скомандовал Кимка.— Пусть на военную промышленность СССР поработает…

Второй перерыв сделали в семь часов вечера.

— Гляди ты! — удивился Махотка.— Три часа без передыха промолотили — и ничего!

— Втянулись,— произнес Кимка многозначительным тоном: мол, что же тут удивительного, само собой разумеется!

Разговор зашел снова о событиях на фронте.

— Наступает немец-то,— вздохнул Карамор.— И почему это наши не дадут ему прикурить?

— Сила потому что! — ввязался в разговор Абдулка.— Говорят, танков одних, того-сего, миллион, не меньше. Да самолетов-скоролетов, что на Волге комара в начале лета.

— Это кто же говорит? — Кимка задышал часто-часто, с трудом сдерживая ярость.— Не сарафанное ли радио?           

— Какие-то командиры, того-сего, на переправе болтали,— Агабабин миролюбиво посмотрел на Кимку. На какое-то мгновение в его крохотных зрачках метнулся всполох страха и тут же пропал.— А я считаю так, что вся эта брехня-мехня вон того ржавого шпигаря не стоит! — И он сплюнул в сторону закрученного штопором болта.— Однако пора и за работу! — И Абдулка пошел на свой плашкоут заполнять ученическую тетрадку какими-то цифрами.

— Ты чего там колдуешь? — поинтересовался Санька.

— A-а, рассчитываю погрузку-загрузку, утиль-мутиль подвожу под проценты…

— Брось ты свои бумажечки, а возьми-ка тачку да покатай в полное удовольствие,— предложил с улыбкой бригадир.

— А моя и так неплохо. Каждый куцый кобель бережет обрубок своего хвоста,— и Абдулка лукаво подмигнул.— Катай, бригадир, наращивай силушку-милушку!..

Бригада снова наддала жару. Поскрипывали носилки, мягко позванивали у тачек колеса, погрохатывало выливаемое в трюм железо. Металлическая гора таяла на глазах.

— Одну треть, чай, уложили? — прикинул Махотка.

— Не меньше,— согласился Санька.— Глядишь, до темноты управимся с половиной, и то хлеб!

— Да не простой, а с маслицем! — сострил Карамор.

Наступил вечер. Солнце закатилось за скифские бугры на той стороне Воложки. Удлинились тени, мерцающие сумерки стали густеть.         

— Может, на сегодня хватит? — Абдулка подошел к бригадиру.— Измучились ребята, гляди, завтра не поднимутся с постелей…

— Не твоя забота, приемщик! — отрубил Санька.— Выдадим норму, тогда и на отдых.

— Но один плашкоут уже загружен полностью, а перешвартовываться баркаса нет.— Агабабин снова хитро прищурился.— Посмотри сам, из пятидесяти тонн — двадцать пять уже в трюмах… Остальное — завтра.

— Ну если так,— согласился Санька,— тогда будем шабашить. Шабаш, братва! — крикнул он друзьям-приятелям. Но те, захваченные ритмом работы, не хотели выходить из игры — такой нужной, такой необходимой их отцам, их старшим братьям, их стране.

Аккуратно сложены тачки и носилки. Бригадир снова поднимается к Агабабину и говорит голосом тугим, как перетянутая струна:

— Гляди за ними в оба, чтобы утром все было в исправности, а не то…— Он усмехнулся.— Будь здоров, бумажный богатырь!

— Спокойной ночи, комбриг! — откозырнул Абдулка.— Все будет, как у милицейского старшины…

Завернули на купальню, основательно отполоскались. Мыла ни у кого не было, ржавчину и грязь отдирали илом и мелким речным песком.