Корабельные новости

Она открыла багажник универсала Куойла, достала мертвую собаку. Прошла вдоль прибрежных водорослей до твердого песка. Оказавшаяся после отлива на мели бахрома ламинарий и бурых водорослей струилась вслед за неспокойной водой. Тетушка положила Уоррен на камни. Накатившая волна намочила простыню.

– Ты была хорошей девочкой, Уоррен, – сказала тетушка. – Сообразительной. Никогда не доставляла никаких хлопот. Мне было жаль, когда пришлось вырвать тебе зубы, но выбор был невелик: либо так – либо сама знаешь как. Ха-ха. Ты успела сделать несколько знатных укусов, разве нет? Ты прожила много хороших лет, хотя и была лишена радости погрызть косточку. Прости, я не могу тебя похоронить, такая уж тут земля. Жаль, что ты не дождалась, пока мы переедем в наш дом. И очень жаль, что Айрин тебя не узнала. Не сомневаюсь, ты бы ей понравилась. – Она вспомнила Айрин Уоррен. «Как же я по тебе скучаю. И всегда буду скучать».

Тетушка высморкалась в платочек и стала ждать в сгущающихся сумерках, пятясь шаг за шагом по мере того, как прилив подступал ближе, пока он не подхватил Уоррен и она не поплыла свободно на запад вдоль берега, удаляясь от него все дальше, дальше, гонимая невидимой приливной волной. Море выглядело так, что казалось: ударь по поверхности – и оно зазвенит. Уоррен уплывала прочь, скрываясь из виду, ее словно принимало в себя заходящее солнце.

Как в старых вестернах.

А где-то там, на берегу бухты, Куойл слушал нескончаемую историю Натбима, а сумерки Терта Карда сгущались в его стакане рома «Демерара».

11. Брошь из человеческих волос

В девятнадцатом веке ювелиры изготавливали сувенирные украшения из волос умерших, сплетая длинные волоски в причудливые розы, монограммы, поющих птиц, бабочек.

В пятницу утром тетушка отправилась в дом. Она сидела за рулем нового грузовичка – пикапа цвета морской волны, с серебристой крышей, с дополнительным пассажирским местом в кабине, с Cи-Ди-плейером и хромированными подножками.

– Он нам нужен. Здесь без грузовика не обойтись. Мне потребуется все время мотаться в мою мастерскую и обратно. Ты купил лодку, я куплю грузовик. Дорога уже расчищена, и причал построили. Верхние комнаты отремонтированы. Есть уборная. Пока во дворе. К кухне подведена вода – такая черная пластмассовая труба. Позднее мы сможем построить ванную и туалет внутри дома. На этой неделе Дэннис займется крышей. Если погода не подведет. Но уже и сейчас все достаточно хорошо. Мы можем переезжать. Прочь из этого ужасного мотеля. Я по дороге куплю продукты и керосиновые лампы. А ты приезжай завтра утром – с девочками и со своей лодкой.

Жесты ее стремительны, выражение лица решительное, руки сжаты – словно она держит в них поводья норовистой лошади. Ей не терпится оказаться на месте.

Тетушка была в доме одна. Шаги ее гулким эхом раздавались в комнатах, на столе – тарелка и ложка. Отныне это ее дом. В чайнике уютно кипела вода. Теперь наверх. Подняться по лестнице, войти в ту самую комнату было еще сродни рискованному путешествию в дикое место, изобилующее провалами, карстовыми пещерами, пропастями, которые были невидимы, пока она не сунулась туда очертя голову.

Урна с прахом брата стояла на полу в уголке.

– Ладно, – сказала она и схватила ее. Снесла вниз и вынесла из дома. Ясный день. Море сверкало, обрамленное чайками. Собственная тень струилась от нее. Она вошла в новенькую уборную и высыпала прах в очко. Подхватила юбки и села. Зажурчала моча. Мысль о том, что она, его сын и внучки будут каждый день испражнять свои физиологические отходы на его останки, останется секретом, ве́домым только ей одной.

В субботу утром приехал Куойл с дочерьми; чемоданы громоздились на заднем сиденье, лодка болталась во взятом напрокат прицепе. Ехали по уже гладкой дороге. Начиная с того места, где хорошая дорога кончалась, упершись в парковку перчаточной фабрики, бульдозер проложил ровную аллею через тукаморовую рощу до самого дома. Под колесами хрустел гравий. Облака – рваные, лохматые, и океан цвета виски. Солнце посверкивало сквозь облака, как форель на удочке.

– Лестничный дом, – сказала Саншайн, глядя на строительные леса.

– Папа, я думала, это будет новый дом, – сказала Банни. – Что Дэннис сделает его новым. А он тот же самый. Уродливый. Папа, я ненавижу зеленые дома. – Она сердито посмотрела на отца: издевается он, что ли?

– Дэннис все отремонтировал внутри. Потом мы сможем покрасить дом в другой цвет. Но сначала надо заделать все дыры и заменить прогнившие доски.

– В красный, папа. Давай выкрасим его в красный цвет.

– Ну, это должна решить тетушка. Это главным образом ее дом, понимаешь? Может, она будет не в восторге от красного.

– Давай и ее выкрасим в красный, – сказала Банни. И захохотала, как гиена.