Корабельные новости

Куойл припарковался рядом с тетушкиным пикапом. С прицепом и лодкой он будет разбираться в воскресенье. Дэннис Баггит на крыше срывал и сбрасывал вниз старую черепицу. Тетушка открыла дверь и пропела: «Та-та-ра-там!»

Гладкие стены и потолки, на штукатурке еще видны следы шпателя, свежеоструганные подоконники, ценники на пока мутных оконных стеклах. Запах дерева. Матрасы, прислоненные к стене. Комната девочек. Банни посыпала себе голову стружками.

– Эй, папа, посмотри, какие у меня кудряшки, папочка, ну посмотри, какие у меня кудряшки!

Пронзительный крик, почти рев. Куойл отодрал кляксу расплавленного сыра с ее кофточки.

Демонстрируя кухню, тетушка открывала водопроводный кран, зажигала газовую плиту.

– Я приготовила тушеную треску, – сказала она. – Дэннис принес каравай домашнего хлеба, который испекла Бити. Я по дороге сюда купила тарелки, ложки, масло и кое-какие продукты первой необходимости. Скоропортящиеся – в этом леднике. Тебе нужно будет привозить лед. Не знаю, когда мы сможем поставить здесь газовый холодильник. Племянник, тебе придется какое-то время обходиться надувным матрасом и спальным мешком у себя в комнате. Но у девочек уже стоят кровати с пружинными матрасами.

Куойл и Банни собрали стол из досок, положив их на ко́злы.

– Какая тяжелая, – кряхтела Банни, оседлав конец доски и притворно отдуваясь.

– Да, – сказал Куойл, – но ведь ты очень сильная.

Его крепенькая невзрачная дочка обладала беспокойным характером, но была отличной помощницей во всем, что касалось досок, камней и ящиков. К кухонным делам она не проявляла никакого интереса, если речь не шла о еде.

Дэннис спустился с крыши, улыбнулся Куойлу. В нем не было ничего от Джека Баггита, кроме взгляда, который он время от времени метал к горизонту, словно измеряя ширину неба.

– Чудесный хлеб, – сказал Куойл, кладя в рот кусочек.

– Да, Бити печет его каждый день, кроме воскресенья. Вот.

– И рыба хорошая, – сказала тетушка. – Не хватает только стручковой фасоли и салата.

– А вы это… – сказал Дэннис, – скоро мойва пойдет. Так вы натаскайте ее и разбейте огород, мойва – хорошее удобрение.

Днем Куойл с Банни затерли бугристые швы на штукатурке влажными губками так, что они стали не видны. Старательная, услужливая помощница. Но любопытная – залезает во все углы. На крыше Дэннис стучал молотком. Тетушка шкурила и грунтовала подоконники.

Перед наступлением сумерек Куойл спустился с Дэннисом к новому причалу. По дороге они прошли мимо тетушкиного «сада», устроенного ради забавы: валун с комичным «париком» из мха; разбросанные среди дерна камень с «бычьим глазом» посередине, ракушка, веточки кораллов, белый камень, очертаниями напоминающий звериную голову.

Дерево, из которого был сделан новый причал, было смолистым и пахучим. Внизу плескалась вода. На поверхности – пена, как створоженное молоко.

– Ты бы спустил лодку на воду и привязал, сумеешь? – сказал Дэннис. – Приладь к стойкам пару старых покрышек – чтобы она не билась бортом.

Он спрыгнул в свою лодку, отдал швартовы, мотор затарахтел, и за кормой потянулся клубящийся кильватерный след. Замигали маяки на мысах. Куойл поднялся обратно к дому, окна которого уже были залиты оранжевым светом керосиновых ламп. Обернулся, еще раз посмотрел на бухту, кильватерный след лодки Дэнниса напоминал седые волосы, струящиеся по воде.

На кухне тетушка тасовала и раздавала карты.

– Когда я была девочкой, мы каждый вечер играли в карты, – сказала она. – В старые игры. Их теперь уже никто не знает. Французский бостон, юкер, жамбон, скат, четверки. Я все их помню.

Карты по столу шлеп, шлеп.

– Мы будем играть в четверки. Каждый валет, который открывает сдающий, приносит ему очко. Так. Козыри – трефы.

Но дети не могли ничего понять и бросили свои карты. Куойл хотел почитать книгу. Тетушка возмутилась:

– Вечное ваше нытье!

А чего она ждала? Воссоздания того милого ее сердцу вечера из незапамятных времен? Она мысленно посмеялась над собой.

Куойл в тускло освещенной спальне девочек рассказывал им истории о котах-первопроходцах, исследующих неведомые земли, о птицах, игравших в карты, которые у них вырывал и уносил ветер, о девочках-пиратках и закопанных в землю сокровищах.

Снова спустившись вниз, он увидел тетушку, все так же сидевшую за столом. Наконец дома. Стоявший перед ней стакан из-под виски был пуст.

– Тихо, – сказал Куойл, прислушиваясь.

– Только море всегда здесь.

Словно где-то монотонно открывалась и закрывалась дверь. И едва слышно пели тросы.

Куойл проснулся в пустой комнате. Серый свет. Какой-то стук. Биение собственного сердца? Он лежал в спальном мешке на полу. Рядом – свеча. Чувствовался запах воска, запах страниц открытой книги, лежавшей рядом с ним, пыли из расщелин в полу. Сероватый свет освещал окна. Снова стук – и бьющаяся тень в верхней части стекла. Птица.