Корабль Иштар

Поднимался туман. Сгущаясь, он превращался в мрачные грозовые тучи, которые открывали вершину храма. Кентон видел перед собой огромную открытую площадку, пол которой был выложен восьмиугольниками черного и белого мрамора. Придавая этой картине еще более сказочный вид, площадку широким полукругом охватывал ряд стройных колонн, мерцавших то красным, то черным цветом. Их конусообразные резные верхушки были похожи на ветви гигантских папоротников, на которых, как капли росы, сверкали бриллианты и сапфиры. На черно-алых колоннах светились таинственные знаки, выведенные золотом и лазурью, изумрудом и серебром. Множество этих колонн поднималось к хмурому догорающему небу.

Менее чем в ста футах от Кентона стоял золотой алтарь, его охраняли отлитые из какого-то темного металла фигуры Керубов — чудовищ с головой человека, крыльями орла и телом льва. Их свирепые бородатые лица казались живыми. В треножнике малиново светился острый неподвижный язычок пламени.

Примерно в двенадцати ярдах от колонн широким полумесяцем выстроилось двойное кольцо лучников и копьеносцев. Они преграждали путь огромной толпе — здесь были мужчины, женщины, дети; толпа волнами накатывалась на воинов, но тут же отступала, разбиваясь на множество мелких брызг. Многие и многие десятки людей, оставив свою привычную жизнь, вошли в этот мир, лишенный времени.

— Говорят, новая жрица очень красива, — сказали где-то совсем рядом с Кентоном. Это говорил худой бледный мужчина, на гладких волосах которого красовалась фригийская шапочка. Кентон увидел также черноглазую темноволосую женщину в полном расцвете красоты, рядом с которой стоял бородатый, похожий на волка, ассириец.

— Говорят, она принцесса, — сказала женщина, — принцесса из Вавилона...

— Принцесса из Вавилона! — отозвался ассириец. Волчье лицо смягчилось, в голосе послышалась грусть. — О, если бы вернуться в Вавилон!

— Говорят, в нее влюблен жрец Бела, — опять нарушила молчание женщина.

— В жрицу? — шепотом переспросил фригиец; женщина кивнула. — Но ведь это запрещено, — пробормотал он, — за это — смерть!

Женщина рассмеялась.

— Шш-ш! — остановил их ассириец.

— А в жреца влюблена танцовщица Нарада! — продолжала женщина, не обращая внимания. — И значит, как всегда, кто-нибудь из них поспешит к Нергалу!

— Шш-ш! — опять прошептал ассириец.

Послышались громкие удары в барабан и сладкие звуки флейты. Кентон повернул голову, высматривая музыкантов. Взгляд его упал на небольшую группу девушек. Розовые пальчики пятерых лежали на маленьких барабанах, две держали в руках тростниковые дудочки, а три склонились над арфами. Перед ними что-то лежало, — вначале Кентон принял это за огромную мерцающую паутину, сплетенную из черных сверкающих нитей, в которой бились, запутавшись, золотые бабочки. Вдруг паутина вздрогнула, приподнялась.

Темные шелковые нити опутывали женщину, столь прекрасную, что на мгновение Кентон забыл о Шаран. Вся она была подобна темному бархату знойной летней ночи, ее глаза напоминали ночное небо без звезд, черное облако волос окутывала золотистая шелковая сеть. Что-то мрачное было в этом золоте, как и во всем прекрасном облике женщины.

— Ну и женщина! — собеседница обратила смелый взгляд на ассирийца. — Такая своего добьется, в этом я уверена!

Позади нее раздался тихий задумчивый голос, полный обожания:

— О да! Но новая жрица не женщина. Она — Иштар!

Кентон вытянул шею, пытаясь разглядеть говорившего. Он увидел худощавого юношу лет девятнадцати. Его мечтательные глаза казались совсем детскими.

— Он немного не в себе, — зашептала ассирийцу темноволосая женщина, — с тех пор, как появилась новая жрица, он все время здесь бродит.

— Кажется, будет гроза. Небо — как медный таз, — тихо сказал фригиец. — В воздухе висит что-то зловещее.

— Говорят, что в грозу Бел приходит в свое жилище, — отозвался ассириец. — Наверное, жрица не будет сегодня грустить в одиночестве!

Женщина лукаво рассмеялась Похоть послышалась Кентону в этом смехе. Раздался отдаленный удар грома.

— Возможно, это он идет, — сказала женщина с притворной скромностью.

Послышались пульсирующие звуки арф, жалобный стон барабана. Одна из девушек запела нежным голосом:

Нала дарит наслажденье
Всем, кто ею восхищен.
Белой ножки появленье
Вызывает сладкий стон.
Умереть готовы ныне
Все, кто знал любовь богини!

Гневная искра вспыхнула в задумчивых глазах Парады.

— Потише! — услышал Кентон ее шепот. Девушки тихонько засмеялись; зазвучали нежные трели арф, тихие удары в барабан. Но певшая лишь молча опустила глаза.

— А что, эта жрица в самом деле так прекрасна? — спросил фригиец.

— Я не знаю, — ответил ассириец. — Никто не видел ее без покрывала.

Раздался шепот юноши:

— Когда я слышу ее шаги, я весь дрожу! Я дрожу, как маленькое озеро в храме, когда его шевелит ветерок! Я забываю обо всем и не могу отвести от нее глаз, и как будто какая-то рука сжимает мне горло.