Корабль Иштар

О милосердный из всех богов!
О сильнейший из всех богов!
Бел Меродах, повелитель земли и неба!
Небеса и весь мир — твои!
Ты даешь жизнь!
Твой дом готов для тебя!
Мы поклоняемся и ждем!

Кентон услышал трепетный, нежный шепот: «Я поклоняюсь и жду!»

Это шептала Шаран! Нежный шепот Шаран пробегал по его натянутым нервам, как маленькие пальчики перебирают струны арфы.

И опять Кентон услышал голос жреца:

О родитель! О еаморожденный!
О прекрасный, ты даешь жизнь младенцу!
О милосердный, ты возвращаешь жизнь мертвым!
Ты — повелитель Эзиды! Властитель Эмактилы!
О Повелитель Небес, ты найдешь покой в своем доме!
О Властитель Миров, ты найдешь покой в своем доме!
Мы поклоняемся и ждем!

И вновь донесся трепетный шепот Шаран: «Я поклоняюсь и жду тебя!» Жрец продолжал:

Повелитель Безмолвных Сил!
О повелитель Покоя, взгляни благосклонно на свой дом!
Да воспоет радость Эзида в твоем доме!
Да воспоет покой Эмактила в твоем доме!
Мы поклоняемся и ждем тебя!

«Я поклоняюсь и жду тебя!» — подхватила Шаран.

Жрец повернулся к алтарю, и в этом движении Кентону почудился едва заметный вызов. Жрец смотрел прямо в лицо Шаран. Его голос зазвучал громко, торжествующе:

В твоем господстве — радость!
Ты открываешь врата утра!
Ты открываешь врата вечера!
Ты властна отпереть врата Небес!
Я поклоняюсь и жду тебя!

При этих словах жрецы замолчали, неуверенно переглядываясь, некоторые в толпе подняли головы, удивленный шепот донесся до Кентона.

— Этого не было в ритуале, — услышал он совсем рядом голос ассирийца.

— Чего не было? — спросил его перс.

— Этих последних слов, — ответила женщина, — они обращены не к Белу. Они — для нашей Повелительницы Иштар!

— Да, да! — зашептал юноша. — Это Иштар!

— Вы видели, как ощетинились Керубы? — дрожащим голосом произнесла женщина с младенцем. — Боюсь, мое молоко может испортиться. Смотрите, этот свет на алтаре похож на кровь!

— Мне это не нравится, — сказал ассириец обеспокоенно. — Этого не было в ритуале! К тому же приближается гроза!

Нарада быстро поднялась со своего места. Ее помощницы склонились над барабанами и арфами, поднесли к губам флейты. Полились нежные и страстные звуки, завораживающие, как объятия влюбленных рук, как шелест голубиных крыльев, как биение нежных сердец. Как зеленый тростник качается под первым прикосновением весеннего ветра, двигалась Нарада, влекомая этими звуками. В полной тишине люди не спускали с нее глаз.

И Кентон видел, что только жрец не отрываясь смотрит на Шаран, а та стоит как будто в забытьи.

Музыка зазвучала громче. В ней билось любовное томление, страсть, горячая, как пустынный ветер. Нарада начала танцевать, и казалось, что ее тело впитывает каждую страстную зовущую ноту, придает ей плоть, превращает ее в движение.

В печальных темных глазах Нарады заиграли звездочки радости. Сладкое пламя алого рта сулило неведомые восторги; золотистые бабочки, бившиеся в черной паутине, вспорхнули и припали к ее жемчужно-розовому телу, как будто оно было каким-то чудесным цветком, покрывали поцелуями всю ее красоту, светившуюся сквозь дымку паутины, с головы до ног окутывавшей женщину, но не скрывавшей ни одной совершенной линии ее тела. Музыка и танец сводили с ума, перехватывали дыхание; Кентон видел перед собой соединяющиеся звезды, объятия солнц, рождение новых лун...

Музыка зазвучала тише, спокойнее, танцовщица замерла; вся толпа тихо, как один человек, вздохнула. Кентон услышал хриплый голос Зубрана;

— Кто она? Она — как пламя! Как пламя Ормуз-да, что бьется на Алтаре Десяти Тысяч Жертв!

— Это Поклонение Иштар Белу, — ревниво ответила женщина. — Она много раз танцевала этот танец, в нем нет ничего особенного.

— Он спросил, кто это, — недовольно заметил фригиец.

— О боги! Я же говорю, это давно известный танец, — раздраженно ответила женщина. — Его многие танцевали.

— Это Нарада, Она принадлежит Белу, — сказал ассириец.

— В этой стране все прекрасные женщины принадлежат Белу? — в голосе перса звучал гнев. — Клянусь Девятью Преисподними — король Цирус дал бы за нее десять талантов золота!

— Тише! — взмолился ассириец.

— Тише, — повторили еще двое.

Нарада продолжала свой танец. Музыка зазвучала громче; в ней слышалось томление, нега — словно билось само сердце страсти.

Кровь глухо стучала у Кентона в висках.

— Иштар покоряется Белу! — с восхищением произнес ассириец.