Корабль отплывает в полночь

Папаша отметил, что это похоже на магнитное поле. Микробы, осевшие на железных опилках, которые двигаются к полюсу магнита, не ощущают притяжения – оно действует только на железо, – и при этом микробы будут двигаться вместе с опилками, ощущать ускорение и все прочее, если, конечно, смогут удержаться на месте… но чтобы это понять, нужно представить себя в крохотной кабине поверх опилок.

– Вот кто мы такие, – добавил Папаша. – Три микроба гигантских размеров.

Элис не могла понять, зачем антигравитационному самолету нужны крылья, пусть и такие короткие, да и реактивный двигатель, если уж на то пошло, – к тому времени мы вспомнили, что у него были сопла. Я ответил, что это, вероятно, аварийная система на случай отказа антигравитационной, а Папаша предположил, что они предназначены для быстрого маневрирования в бою или даже для полета за пределами атмосферы (последнее вряд ли имело смысл, и я ему это доказал).

– Если мы на боевом самолете, где же наши пушки? – удивилась Элис.

Никто из нас не нашел что ответить.

Мы вспомнили, что самолет издавал громкий шум еще до того, как мы его увидели. Должно быть, в этот момент он использовал реактивный двигатель.

– А вам не кажется, что те электрические вспышки на крыше завода вызвала именно антигравитация? – спросил Папаша. – Я чуть штаны не потерял от испуга!

Ответа снова не последовало.

Конечно, было бы логично поинтересоваться у Папаши, что ему известно об этом заводе и кто тогда закричал, если не он, но я решил, что он все равно не расскажет: не стоит из-за этого портить миролюбивую обстановку.

Потом мы немного поспорили о том, откуда мог прилететь самолет. Папаша считал, что из Аламоса, я был за Атла-Хай, а Элис заявила: «Может, то и другое сразу?» Если Аламос и Атла-Хай заключили договор, самолет мог летать между ними. Мы согласились, что такое возможно. Во всяком случае, фиолетовый цвет Атла-Хай хорошо сочетался с синим цветом Аламоса и они были ярче всех прочих.

– Надеюсь, у нас есть радар для предотвращения столкновений, – сказал я.

Скорее всего, так оно и было: мы пару раз вильнули, вероятно, чтобы проскочить Аллеганы. Восточная зеленая точка уже приближалась к фиолетовому пятну Атла-Хай. Я вглядывался в оранжевый туман, который за все это время ничуть не изменился, и по-детски мечтал, чтобы его не было, хотя и понимал, что он окутал всю Землю (звезды над Ривьерой? – не смешите меня).

– Папаша, – услышал я вдруг свой голос, – ты замочил того парня, который нажимал кнопки?

– Нет, – ответил Папаша без промедления, будто упомянул об этом не четыре часа назад, а только что. – Нет, Рэй. Я пригласил его в наше маленькое братство около полугода назад. Вот его нож, тот самый, с роговой рукояткой, что торчит из-за голенища моего сапога, хотя он никого не убивал этим ножом. По словам парня, его долгие годы мучила мысль о миллионах людей, убитых взрывом и радиацией, но теперь он обрел покой, потому что оказался на своем месте – среди убийц – и может хоть что-нибудь исправить. Не все мои ребята хотели принимать его. Утверждали, что он не был настоящим убийцей, что он убивал на расстоянии и не важно, сколько людей он угробил.

– Я была бы на их стороне, – поджав губы, заявила Элис.

– Да, – продолжил Папаша. – Шли горячие споры. Он сам тоже разгорячился и сказал, что немедленно отправится на охоту и убьет кого-нибудь голыми руками или хотя бы попытается – он ведь просто хилый коротышка, – если без этого его не примут. Я напомнил, что бывшим солдатам мы засчитываем убийства, совершенные на службе, и отравления, и мины-ловушки, и прочее – ведь это в каком-то смысле тоже убийства на расстоянии. В общем, мы его приняли. Он хорошо исполняет свою работу. Нам повезло, что он с нами.

– Как ты думаешь, он действительно нажимал кнопки? – спросил я.

– Откуда мне знать? – ответил Папаша. – Уверяет, что нажимал.

Я хотел сказать, что одни делают ложные признания в поисках легкой славы, а другие, действительно чувствующие вину, скорее дадут разрубить себя на части, чем признаются в этом, – но тут в кабине прозвучал четвертый голос. Казалось, он доносился из фиолетового пятна на экране с картой Северной Америки. По крайней мере, он шел со стороны экрана, но мысленно я сразу связал его с местом, обозначавшим Атла-Хай. Должен сказать, мы здорово перепугались. Элис вцепилась мне в колено своими плоскогубцами (которые прикрутила опять), причем сильнее, чем, вероятно, хотела, но я не проронил ни звука, застыв в спасительной оторопи.

Голос повышался и понижался, словно атональная музыка, а слов я совсем не понимал.

– Похоже на китайский, – прошептал Папаша, толкнув меня локтем.

– Да, это китайский. Мандаринское наречие, – мгновенно отозвался экран на чистейшем английском. По крайней мере, я бы назвал его так. На самом деле это был бостонский диалект. – Кто вы такие? И где Грейл? Грейл, ответь!

Я оглянулся на Папашу и Элис, слишком хорошо понимая, что это за Грейл… что это был за Грейл. Папаша усмехнулся – на этот раз, пожалуй, вяловато – и посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «Разбирайся с ними сам, если хочешь».