– Не знаю, что ты там могла дернуть, разве что нас за ошейники, – сказал я Элис, а потом заметил Папаше: – Может, ты ненавидишь войну, но сейчас ты помог ее вести. Те гранаты, которые мы сбросили, позаботятся о сотнях саваннцев.
– Ты все время так говоришь обо мне, правильно? – огрызнулся он. – Но я и не ожидал услышать более приятного объяснения моих поступков. Мне очень жаль, – сказал он, повернувшись к Элис, – что пришлось ударить тебя по больным пальцам, сестренка, но ведь ты же не можешь сказать, что я не предупреждал вас о своих подлых приемчиках. – Потом он снова обратился ко мне: – Да, я ненавижу войну, Рэй. Это просто убийство, только в крупных масштабах, хотя кое-кто из моих парней поспорил бы со мной.
– Тогда, может, отправишься в Атла-Хай или Саванну читать проповеди против войны? – спросила Элис, все еще разгоряченная, но уже не такая язвительная.
– Да, Папаша, почему бы тебе не заняться этим? – поддержал я ее.
– Может, и стоит. Им точно было бы полезно. – Он внезапно задумался, а потом усмехнулся. – А что, неплохо звучит, да? «Слушайте всемирно известного убийцу Папашу Трамбалла. Носите стальные воротники для защиты горла».
Мы рассмеялись, сначала неохотно, а потом почти от чистого сердца. Думаю, каждый понимал, что впереди у нас мало веселья и поэтому не следует воротить нос даже от самой незамысловатой шутки.
– Наверное, ничего умного у меня в мыслях и не было, – призналась мне Элис, а Папаше сказала: – Ну хорошо, на этот раз я тебя прощаю.
– Не надо! – Папаша вздрогнул. – Мне противно вспоминать, что случилось с последним из тех парней, кто имел глупость простить меня.
Мы осмотрели свои припасы. И очень вовремя. Небо быстро темнело, хотя мы и гнались за солнцем, а в кабине не горело ни одного огня, и мы, конечно же, не знали, как их зажечь.
Мы заложили сумками дыру в экране, даже не попытавшись обследовать ее. Через несколько минут в кабине снова потеплело, и в воздухе больше не чувствовалось пыли. Правда, вскоре он стал слишком дымным от наших сигарет, но это случилось позже.
Мы открутили от стен те багажные контейнеры, которые еще не проверили. Но там не нашлось ничего полезного, даже фонарика.
Я в последний раз пробежался по кнопкам, хотя ни одной светящейся не осталось, и чем темнее становилось вокруг, тем яснее это делалось. Даже утратившую фиолетовый нимб кнопку Атла-Хай теперь нельзя было нажать. Я попробовал набрать комбинации для стрельбы в надежде поразвлечься, паля наугад по всем горам на нашем пути, но кнопки, еще недавно такие послушные, не поддавались. Элис предлагала новые сочетания, но ни одно не сработало. Приборная панель была надежно заблокирована – отчасти, возможно, из-за выстрела с самолета Саванны, хотя дистанционная блокировка из Атла-Хай и без того все объясняла.
– Вот козлы! – сказал я. – Им даже не понадобилось нас связывать. По дороге на восток нам хотя бы оставили выбор: лететь вперед или назад. Теперь и этого нет.
– Думаю, нам еще повезло, – заметил Папаша. – Если бы в Атла-Хай могли сделать с нами что-нибудь еще – хочу сказать, если бы их не атаковали, – они бы наверняка посадили нас. То есть посадили бы самолет и вытащили нас – огромными клещами, вероятнее всего. И вопреки твоему лестному мнению о моих проповеднических талантах (которое, кстати, не разделяет никто из верующих парней в нашей компании – они называют меня «бестолковым старым атеистом») сомневаюсь, чтобы кого-нибудь из нас ждала успешная карьера в Атла-Хай.
Нам пришлось согласиться. Трудно представить, чтобы Папаша, или Элис, или я сам (даже не будучи париями-убийцами) могли произвести впечатление на толпу гениев, населявших, судя по всему, Аламос и Атла-Хай. В Республике Двух А, назовем ее так, могли быть свои недоумки, но я почему-то сомневался в этом. За антигравитационным генератором, а также другими чудесами этого самолета и всем прочим, на что нам только намекнули, стоял, как мне казалось, не один-единственный Эдисон—Эйнштейн. Да и Грейл, судя по всему, имел не только мощные мышцы, но и развитый мозг. Ни одна из современных «стран» не насчитывала больше нескольких тысяч жителей, и я был уверен, что там не нашлось бы места для болванов. Наконец я вспомнил то, что маячило на краю моего сознания весь последний час: в детстве мне попалась книга об ученых, выучившихся говорить по-мандарински просто так, ради развлечения. Я рассказал об этом Папаше и Элис.
– И если это обычное для жителей Аламоса и Атла-Хай интеллектуальное развлечение, – добавил я, – то вы понимаете, к чему я клоню.
– Согласен, у них монополия на мозги, – сказал Папаша и тут же упрямо добавил: – Но не на здравый смысл.
– Интеллектуальные снобы, – отозвалась Элис. – Знаю таких и ненавижу их.
– А ты сама разве не из интеллектуалов? – спросил Папаша, но, к счастью, его слова не вызвали бурю.