Корабль отплывает в полночь

– У Элис было оправдание для первого убийства – личные причины, которые способна понять даже обезьяна. У меня не было никакого оправдания, хотя я убил около миллиона человек, по самой скромной оценке. Понимаете, я командовал расчетом, который должен был отправить водородную ракету на Москву, и когда мы наконец взяли билет, именно я его прокомпостировал. Мой палец был на кнопке пуска. Да, Папаша, я – один из нажимавших на кнопки. Конечно, таких было немало, и вот почему я всегда смеюсь, слыша историю о парне, который нажал все кнопки.

– Вот как? – сказал Папаша, не слишком заинтересовавшись моим рассказом. – Тогда ты должен знать…

Мы не разобрали, что я должен был знать: меня скрутил приступ кашля, и до нас наконец дошло, что сигаретный дым стал слишком густым. Папаша чуть приоткрыл дверь, и вскоре воздух в кабине очистился, но теперь нам пришлось мириться с низким заунывным свистом.

– Да, я командовал пусковым расчетом, – продолжил я, – и носил великолепную форму с впечатляющими знаками отличия, не эти бутафорские старые нашивки, которые сейчас у меня на груди, и был молод и красив. В нашей части все были молоды, хотя среди моих подчиненных попадались люди чуть старше меня. Молоды и преданы делу. Хорошо помню то чувство глубокой, непреклонной – и безупречно чистой – ответственности. Хотя временами меня мучает вопрос, насколько глубоко оно уходило и насколько чистым было на самом деле. Мой дядя был летчиком на войне с фашизмом, управлял сбросом бомб на «Летающей крепости» или что-то в этом роде, и однажды, крепко напившись, сказал, что иногда совершенно не беспокоился насчет яиц, скидываемых на Германию; здания и люди казались игрушками, которые ребенок расставляет, чтобы потом опрокинуть, и это выглядело невинной забавой, все равно что разворошить муравейник. А мне даже не нужно было лететь в семи милях над землей, чтобы направить ракету в цель. Помню, я просто доставал карту, смотрел на какую-нибудь точку, улыбался и говорил: «Бабах!», а потом, слегка вздрогнув для приличия, быстро складывал карту. Разумеется, мы говорили себе, что нам никогда не придется этого делать, то есть запускать нашу штуковину, шутили, что лет через двадцать получим работу смотрителя в музее этой самой бомбы, когда ее деактивируют. Но разумеется, все получилось иначе. Пришел день, когда наша часть мира стала горячей и на нас один за другим посыпались приказы координатора Сил обороны Бигелоу.

– Бигелоу? – перебил Папаша. – Его, случайно, звали не Джо?

– Джозеф Бигелоу, если не ошибаюсь, – немного раздраженно ответил я.

– Значит, тот самый парень, о котором я тебе рассказывал, – тощий коротышка, что подарил мне нож с роговой рукояткой. Можешь себе представить? – Папаша выглядел на удивление довольным. – Вам будет о чем поговорить, когда вы встретитесь.

Я не был в этом уверен – мне как раз представлялось, что все будет наоборот. Честно говоря, поначалу я не на шутку разозлился, когда Папаша встрял в мой рассказ о моей Великой Скорби, – можете не сомневаться, для меня это было именно так. Моя история наконец-то вырвалась наружу, вопреки всем ожиданиям, после десятилетий сдерживания, несмотря на множество психологических блоков… и вдруг он перебивает меня ради обыденной болтовни о своем приятеле Джо, Билле или Джордже – я никогда о нем не слышал, и мне совершенно все равно, что он говорит или думает!

Но внезапно я понял, что на самом деле меня это больше не беспокоит, что это уже не похоже на Великую Скорбь, что, едва начав рассказывать, вслед за Папашей и Элис, я избавился от необязательной тяжести, камнем висевшей на моей шее. Теперь мне казалось, что я могу посмотреть на Рэя Бейкера с высоты (но не с высоты ангельского полета или презрительного превосходства) и спросить себя не о том, почему я так скорбел – это было понятно и даже необходимо, а о том, почему я скорбел без всякой пользы в своем маленьком, затхлом личном аду.

И мне было бы интересно узнать, что чувствует Джозеф Бигелоу.

– Ну и каково это – убить миллион людей, Рэй?

Я понял, что несколько секунд назад Элис задала мне вопрос и он повис в воздухе.

– Именно об этом я и пытался вам рассказать, – ответил я и начал объяснять снова.

Слова потоком хлынули из меня. Не буду повторять их здесь – это заняло бы слишком много времени, но я понимал, что они были честными и принесли мне облегчение.