Корабль отплывает в полночь

Он всегда увлекался чем-нибудь оккультным, но постоянно смешивал это с настоящей наукой – биологическую обратную связь с черной магией, Юнга с летающими тарелками, доказанный магнетизм с исцеляющими руками полковника Эстобани. К примеру, составляя гороскоп для состоятельного клиента (мы никогда не были его клиентами, ни один из нас; большинству людей мы казались особенными), он пользовался истинным расположением Солнца, Луны и планет в созвездиях, а не «знаками» – видом, который созвездия имели больше двух тысяч лет назад. Он всю жизнь оставался заядлым полевым астрономом, с настоящим чутьем на положение звезд и прочих движущихся тел в любой момент времени. Я не знал никого другого, кто мог бы посмотреть на землю и создать у меня ощущение, будто он видит звезды, сияющие над головой антиподов, – посмотреть на свои колени и увидеть Южный Крест.

(Понимаю, все выглядит так, будто я собираюсь рассказывать о Бруссаре целую вечность, но вам надо узнать многое о нем самом и его жизни, чтобы понять смысл нашего с Хэлом открытия, сделанного прошлой ночью, понять, почему оно так поразило и напугало нас.)

После всего сказанного о гороскопах и оккультизме для вас вряд ли станет сюрпризом тот факт, что Франсуа зарабатывал на жизнь главным образом предсказаниями. Но, учитывая мое замечание о смешивании оккультизма с наукой, вас совсем не должно удивить и то, что он, очевидно, был прирожденным отвечателем на вопросы (в голову приходит только это неуклюжее определение), особенно в области математики, как если бы он был точнейшим из молниеносных вычислителей или – лучше сказать так – если бы он имел доступ к современному электронному компьютеру уже в двадцатых-тридцатых годах, когда такие устройства существовали лишь в мечтах… и в воспоминаниях о провале разностной машины Кавендиша[181], пытавшегося добиться цели исключительно механическими средствами. Во всяком случае, среди клиентов Франсуа были инженеры, статистики, биржевые брокеры и один астроном, для которого он рассчитывал орбиты астероидов, – Мак подтвердил эту историю.

Была одна особенность в том, как Бруссар находил ответы на вопросы (или делал точные предсказания). Ему всегда требовался минимальный промежуток времени, продолжительность которого менялась: десять часов – в 1930 году или около того, двенадцать – в 1950-м и снова десять – в 1970-м. Такой срок он назначал своим клиентам. Это было очень странно. (Однако мы обычно лишь слышали обо всем этом. Как я уже сказал, сами мы не были ни клиентами Бруссара, ни членами созданных им небольших мистических кружков, хотя иногда пользовались в своих целях его талантом.)

Я должен рассказать вам и о еще кое-каких странных вещах, связанных с Бруссаром, пока они свежи в моей памяти, – в основном о необычных замечаниях и загадочных фразах, которые он отпускал время от времени; о кое-каких странных вещах и об одном видении или сне, посетившем Бруссара в юности и, похоже, имевшем для него большое значение.

Как Бернард Шоу и Хайнлайн (вспомним «Назад к Мафусаилу» и «Детей Мафусаила»), Франсуа Бруссар всегда был повернут на идее бессмертия или, по крайней мере, очень долгой жизни. «Почему все мы должны умереть в семьдесят пять или около того? – спрашивал он. – Что, если это массовый гипноз невероятных масштабов? Почему мы не можем жить по меньшей мере триста лет? Возможно, некоторые – долгожители, генетическая элита – живут столько, но втайне от остальных».

Однажды он сказал мне: «Послушай, Фред, как ты думаешь: если человек проживет сотни лет, не может ли он превратиться в иную, куда более совершенную сущность, как гусеница превращается в бабочку? Олдос Хаксли говорил о чем-то подобном в романе „И после многих весен“, только та новая сущность не была совершенной. Возможно, все мы в принципе способны на это, только живем недостаточно долго, чтобы превращение произошло. Возможно, мы утратили что-то еще вместе с нашими империями и эмпиреями… Нет, я просто излишне поэтичен».

Вторая его любимая идея заключалась в том, что люди жили в космосе и пришли оттуда, – и не забывайте, что говорил он это задолго до спутников и планетарных зондов, а также летающих тарелок и фон Дэникена[182]. «Почему бы людям не жить в космосе? – допытывался у меня он. – Им не пришлось бы тащить с собой столько вещей из своего окружения. К примеру, там у них будет постоянный солнечный свет и полная свобода от убийственного гнета гравитации, сокращающего срок жизни. Говорю тебе, Фред, возможно, эту планету заселили откуда-то еще, совсем как Америку. Возможно, мы – последний, деградировавший обломок великой звездной империи».