Корабль отплывает в полночь

Если говорить о звездах, то мне вспоминается, что Франсуа Бруссар особенно интересовался одной частью неба и каким-то образом связывал себя с ней – особенно в конце сороковых и начале пятидесятых годов, когда он жил в Аризоне, с ее ясными, звездными ночами и хорошо видимым Млечным Путем; как мы выяснили, у него там сложился своего рода оккультный кружок; он смотрел и смотрел туда (в одну точку на небе) в телескоп, или в бинокль, или совсем без приборов – всю ночь напролет, в одиночестве, как моряк на необитаемом острове смотрит, не проплывет ли в морской дали корабль. И однажды он действительно обнаружил новую комету, правда очень тусклую. Не так уж и удивительно для астролога со всеми его знаками зодиака, но эта точка находилась в противоположной стороне от его знака по рождению – то есть Рыб или, скорее, Водолея, как ему представлялось. Бруссар родился 19 февраля 1911 года, но как он смог определить точную дату своего рождения, будучи подкидышем, мы так и не узнали… по крайней мере, я так и не узнал.

Точка на небе, так заинтересовавшая или даже заворожившая Франсуа (можно сказать, его точка) находилась в Гидре – большом, рыхлом, довольно тусклом созвездии. Змеиная голова, лежащая к югу от зодиакального Льва, представляет собой аккуратную группу тусклых звезд в форме сплюснутой епископской митры. Единственная яркая звезда Гидры, расположенная еще дальше к югу, там, где размещалось бы змеиное сердце, если у змей есть сердце, – это Альфард, часто называемый Одинокой звездой, поскольку на довольно обширном пространстве вокруг нее нет другой значительной звезды. Помню, я нередко думал о том, что это название в духе Франсуа – Одинокая, очень театральное и байроническое.

Еще одним вопросом, по которому он имел странные воззрения, опять смешивая сверхъестественное с научным, или псевдонаучным, были привидения. Бруссар считал, что они могут быть в каком-то смысле материальными, сгустками эктоплазмы покойников или чем-то иным, тем, во что превращаются очень старые люди, – последняя стадия существования, как у марсиан Хайнлайна. И еще он задумывался о том, бывают ли призраки у неодушевленных предметов… по крайней мере, у тех, которые люди считают неодушевленными.

Помнится, около 1950 года он спрашивал меня: «Фред, как ты думаешь, на что похож призрак компьютера – так сказать, огромного электрического мозга?» (Я вспомнил об этом позднее, когда прочитал о Майке, или Майкрофте, в «Луне – суровой хозяйке» Хайнлайна.)

Однако я должен рассказать о видении или сновидении Франсуа, которое, видимо, многое для него значило – почти столько же, сколько точка в созвездии Гидры рядом с Альфардом. Он был из тех, кто рассказывает о своих снах, по крайней мере о причудливых, космических или юнгианских, и требует от других делиться своими.

По его словам, все началось с того, что он плыл в черном пустом пространстве – находился в свободном падении, как сказали бы сейчас, но Франсуа видел и описывал этот сон приблизительно в 1930 году.

По его словам, он был поистине затерян в пустоте, исторгнут с Земли, поскольку черное пространство пестрело звездами со всех сторон, куда бы он ни посмотрел, выгибаясь и поворачиваясь (и различая полный круг Млечного Пути и полный круг зодиака), но одна звезда сияла ярче остальных, чуть ли не до боли ярко, хотя это была всего лишь светящаяся точка: такой, среди других планет, выглядит Венера для невооруженного глаза.

Но постепенно он начал понимать, что он не один в этой пустоте, что рядом с ним неуклюже вращаются пять огромных, черных, угловатых силуэтов, выделявшихся на звездном фоне. Он отчетливо различал их грани, лишь когда те случайно отражали свет сияющей, подобно Венере, звезды. Грани эти, совершенно плоские на вид, точно были сделаны из серебристого металла, потускневшего от времени и теперь напоминавшего свинец.

Каждая плоская грань была либо треугольной, либо квадратной, либо пятиугольной, и он наконец догадался, что это пять правильных – платоновых – тел[183], открытых, вероятно, Пифагором: тетраэдр, гексаэдр (куб), октаэдр, додекаэдр (двенадцатигранник) и икосаэдр (двадцатигранник). Всего пятьдесят граней.

– И это почему-то казалось крайне важным и очень пугающим, – рассказывал Франсуа, – точно где-то в глубинах космоса мне преподнесли в дар ответы на загадки Вселенной и надо только истолковать их. Сам Кеплер точно так же думал о пяти правильных телах и пытался понять, что они такое, в своей «Тайне мироздания». Но бог мой, какими старыми были эти многогранники! Изъязвленные бесчисленными столкновениями с частичками метеоритной пыли, целую вечность подвергавшиеся воздействию волн электромагнитного спектра. Так мне казалось.