Корабль-призрак

Вокруг стало еще темнее, очертания корпуса другого корабля сделались едва различимыми. Матросы и пассажиры попадали на колени и принялись молиться святым покровителям. Капитан сбегал в каюту за свечой, зажег ту перед образом святого Антония, а сам образ многократно расцеловал, суля всевозможные дары за спасение.

У борта послышался плеск весел, и чей-то голос позвал:

– Эй, на палубе! Бросьте-ка веревку!

Ни один матрос не пошевелился, никто и не подумал выполнить просьбу. Только Шрифтен шагнул к капитану и сказал, что, если того попросят взять письма, делать этого ни в коем случае не следует, иначе на корабль падет проклятие и все погибнут.

Поверх борта показалась мужская голова.

– Ребятки, неужто вам трудно было скинуть мне канат? – Мужчина шагнул на палубу. – Кто тут капитан?

– Я здесь, – отозвался португалец, трясясь всем телом, с головы до ног.

Новоприбывший выглядел бывалым моряком. Одетый в холщовую робу, с меховой шапкой на голове, в руках он держал несколько писем.

– Что вам угодно, сеньор?

– Да, что вам угодно? – повторил Шрифтен. – Кхе-кхе.

– И ты тут, лоцман? – Мужчина хмыкнул. – Я-то думал, ты давно кормишь рыб на дне морском.

– Кхе-кхе, – прокашлял Шрифтен и отвернулся.

– Дело в том, капитан, что нам сильно не повезло с погодой, а писем домой скопилось много. Сдается мне, мы никогда не сможем обойти этот треклятый Мыс.

– Я не могу принять письма, – пролепетал португалец.

– Вот как, значит? Странно, очень странно. Это весьма невежливо с вашей стороны, ведь моряки должны помогать друг другу, особенно если угодили в беду. Один Господь ведает, как нам хочется увидеть наших жен и детишек! Им будет приятно узнать о нас хоть что-то.

– Я не могу взять ваши письма, помоги мне все святые! – воскликнул капитан.

– Эх, а мы уже так долго в море… – Незнакомец покачал головой.

– Сколько именно? – спросил капитан, не сдержавшись.

– Мы сбились со счета. Судовой журнал смыло за борт, и мы не знаем, от чего считать. Широту вычислить невозможно, нам неведомо положение солнца на конкретный день.

– Давайте сюда свои письма, – сказал Филип и шагнул навстречу незнакомцу.

– Не смейте их касаться! – возопил Шрифтен.

– Поди прочь, чудовище! – процедил Филип. – Как ты смеешь встревать?

– Прокляты, прокляты, прокляты! – прокричал Шрифтен, принялся с дьявольским хохотом бегать по палубе, а потом повалился навзничь и забился в корчах.

– Не касайтесь бумаг! – предостерег капитан, дрожа как осиновый лист.

Филип молча протянул руку.

– Вот письмо второго помощника его жене в Амстердам, она живет на Прибрежной улице.

– Такой улицы давно не существует, дружище. Там теперь большой док, – произнес Филип.

– Не может быть! – вскричал моряк. – А вот письмо нашего боцмана к отцу, тот проживает возле старого рынка.

– Старый рынок давно снесли, теперь там стоит церковь.

– Не может быть! – снова удивился моряк. – А вот мое письмо возлюбленной, фрау Кетцер, и там деньги ей на новую брошку.

Филип покачал головой:

– Помнится, старую даму с таким именем похоронили лет тридцать назад.

– Не может быть! Я же оставил ее молодой и цветущей… Ладно, а вот депеша купеческому дому Шлютца, который прежде владел нашим кораблем.

– Такого дома больше нет, но мне доводилось слышать, что он существовал много лет назад.

– Приятель, вы, верно, смеетесь надо мною? Вот письмо от нашего капитана его сыну.

– Дайте сюда! – воскликнул Филип, хватая письмо, и совсем было собрался сломать печать, когда Шрифтен выдернул бумагу у него из рук и кинул за борт.

– Негоже так поступать с чужими письмами, – осуждающе проговорил незнакомец.

Шрифтен не ответил, но подобрал прочие письма, которые Филип положил на кабестан, и отправил их в море вслед за первым.

Незнакомец смахнул слезу и шагнул к борту.

– Это было жестоко и не по-товарищески, – проронил он. – Однажды и вам случится угодить в этакое положение, тогда вы вспомните нас. – С этими словами он перелез через борт и скрылся из виду, а потом снова послышался плеск весел, который стал постепенно отдаляться.

– Святой Антониу! – выдохнул капитан. – Я сам не свой от страха. Эй, принесите мне арака!

Матрос принес бутылку и, напуганный ничуть не меньше командира, сам хорошенько к ней приложился.

– Итак, – проговорил капитан, опорожнив бутылку до донышка, – что нам теперь делать?

– Я вам скажу, – произнес Шрифтен, делая шаг вперед. – Вот у этого человека на шее висит ладанка. Сорвите ее и киньте в море. Тогда ваш корабль спасется. А если так не сделать, судно потонет и все на борту погибнут.

– Давайте, сеньор, давайте! – загомонили матросы.

– Глупцы! – презрительно бросил Филип. – Вы верите этому негодяю? Разве вы не слышали, как тот человек назвал его старым приятелем? Это его присутствие на борту грозит нам всем бедой!

– Верно! – закричали другие матросы. – Так все и было!

– Не слушайте его! – завопил Шрифтен. – Отберите у него ладанку!

– Пусть отдаст ладанку! – Ватага матросов надвинулась на Филипа.

Тот попятился туда, где стоял капитан.