Корабль-призрак

– Любимая! Моя Амина! Так ли нам суждено было встретиться? Ваши светлости, она невиновна! А ну назад! – прикрикнул Филип на стражей, которые вознамерились было разлучить его с женой. – Назад, не то я вас прикончу!

Подобную угрозу, как и само нарушение заведенного порядка и благолепия, стерпеть было нельзя, тем более что смятение и суматоха охватили весь собор, а торжественность церемонии изрядно пострадала.

Вице-король и его свита поднялись со своих мест, желая получше разглядеть происходящее; толпа зевак напирала, и великий инквизитор поспешил раздать указания. Другие служители поспешили на подмогу тем двоим, что вывели Амину, и общими усилиями они сумели оттеснить Филипа, хотя тот сопротивлялся так, словно в него влилась сила двух десятков человек. Понадобилось несколько минут, чтобы с ним справиться.

Амина билась в руках стражей и кричала во весь голос, напрасно стараясь снова воссоединиться с мужем. Но вот Филип поистине невероятным усилием освободился – и в тот же миг рухнул навзничь. Чрезмерное напряжение сил обернулось тем, что лопнул кровеносный сосуд, и капитан распростерся в неподвижности на полу.

– Боже! Боже! Вы убили его! Чудовища! Убийцы! Позвольте мне обнять его в последний раз! – возопила Амина в отчаянии.

Вперед шагнул священник. Это был отец Матиаш, опечаленный и суровый. Он попросил нескольких людей поблизости вынести Филипа наружу, и пребывавшего без сознания капитана Вандердекена унесли прочь от Амины. Она успела заметить, что из его ноздрей течет кровь.

Наконец зачитали приговор. Амина не слушала, погруженная в собственные мысли. Ее снова усадили на лавку, и в это мгновение храбрость и спокойствие оставили женщину. Весь остаток церемонии пришлось провести под ее истерические рыдания, и успокоить Амину не удавалось ни уговорами, ни угрозами.

Все закончилось, оставалось лишь сыграть последний акт трагедии. Тех, кого помиловали, их крестные повели обратно в здание инквизиции, а приговоренных к смерти препроводили к реке на обширный пустырь слева от таможни. Именно там должна была состояться казнь.

Как и в соборе, приготовили возвышения для великого инквизитора и вице-короля, который, сообразно своему положению, теперь шагал во главе процессии. Зевак собралось видимо-невидимо. Сложили тринадцать костров – восемь для живых и пять для мертвых. Палачи расположились у вязанок хвороста в ожидании жертв.

Амина не могла идти сама. Поначалу она опиралась на фамилиаров, а потом те попросту поволокли ее к костру. У столба к ней неожиданно вернулись мужество и самообладание. Она гордо взошла на костер, сложила руки на груди и прислонилась спиной к столбу.

Палачи приступили к своему делу. Тело Амины опутали цепями, к ногам подтащили хворост. Та же участь ожидала прочих осужденных, и рядом с каждым появился исповедник.

Амина с негодованием отвергла все попытки к ней приблизиться, но тут из толпы вырвался отец Матиаш, бледный от усилий, которые ему пришлось проложить, чтобы протолкаться сквозь многолюдье.

– Амина Вандердекен, несчастная ты женщина! Прислушайся ты к моим увещеваниям, ничего бы не случилось! Увы, уже слишком поздно, но еще не поздно спасти твою душу. Отринь гордыню, смири упрямство, воззови к Спасителю нашему и моли Его о милосердии, да примет Он твою душу. Ох, Амина! – Тут старый священник залился слезами. – Заклинаю тебя, смирись! Преклонись! Избавь хотя бы меня от мук совести!

– Говорите, несчастная женщина? Это вы несчастны, отец! Страдания Амины скоро закончатся, а вот вам предстоит познать все муки, что выпадают на долю про́клятых. Сколь горек тот день, когда мой муж спас вас от гибели, и горше того сострадание, побудившее его предложить вам приют и кров! Мне горько думать, что мы с вами были знакомы! Пусть вас мучает совесть, если вы ее сохранили. И я не откажусь от этой жестокой смерти, ибо она означает, что вы обречены терзаться угрызениями до конца своих дней! Ступайте прочь! Я умру в вере своих предков. Мне смешна вера тех, кто учиняет подобное!

– Амина Вандердекен! – Священник упал на колени и стиснул руки.

– Ступайте прочь, отец.

– Дитя мое, ради любви Господней…

– Я же сказала, оставьте меня! Уходите!

Отец Матиаш отвернулся, по его щекам струились слезы. Как и сказала Амина, он и вправду был глубоко несчастен.

Старший палач стал справляться у исповедников, умирает ли осужденный с Богом. Если ему отвечали утвердительно, он затягивал веревку на горле жертвы и душил ее, чтобы позднее сжечь уже бездыханное тело. Все прочие осужденные примирились с Богом, и палач спросил у отца Матиаша, предалась ли Амина Христовой милости. Священник молча покачал головой.

Палач пожал плечами. Отец Матиаш помедлил, затем шагнул к палачу и произнес дрожащим голосом:

– Пусть она отмучается быстро.

Великий инквизитор подал знак, и все костры подожгли одновременно. Выполняя просьбу священника, палач подкинул в костер Амины сырой соломы, отчего повалил густой удушливый дым.

– Мама! Мама, я иду к тебе! – таковы были последние слова, сорвавшиеся с уст Амины.