Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой

Растущее взаимное недоверие СССР и западных союзников остро ощущалось в Мурманске и Архангельске. Сотрудники НКВД оборудовали столовую в архангельской гостинице «Интурист» зеркалами и микрофонами, чтобы не упустить ни единого слова или взгляда обедающих представителей союзных держав. Моряк американского торгового флота, купивший ноты Симфонии № 7 Шостаковича в музыкальном магазине Архангельска, очень удивился, когда их конфисковали советские караульные на пристани. Ноты вернули, лишь удостоверившись, что в них нет тайных зашифрованных посланий. Сталин отказал Черчиллю в просьбе увеличить количество представителей британских ВМС в Мурманске и Архангельске, сказав, что британским офицерам, которые уже находятся на севере России, и так нечем заняться, кроме слежки за Советской армией.

На самом деле обе стороны постоянно собирали разведданные в портах, хотя их методы часто бывали довольно неуклюжими. Двоих офицеров ВМС США отправили на советский эсминец с «миссией доброй воли», дав им с собой бутылку водки и велев разузнать как можно больше о советском Северном флоте. На судне их встретил комиссар с собственной бутылкой водки. Не успели гости попытаться развязать ему язык парой тостов, как комиссар скороговоркой произнес три тоста и спросил, каким радиусом действия обладает новейший американский радар. Официальные инспекции советских кораблей союзными офицерами часто предварялись распитием водки: пили за корабль, за второй фронт, за Великую Отечественную войну и «за все остальное, включая корабельного кота», как писал Кемп Толли. «Отказ [выпить] приравнивался к смертельному оскорблению, – добавлял он. – Только после этого инспекция продолжалась, но все было как в тумане».

Советским и союзным чиновникам на севере России не оставалось ничего, кроме как работать вместе, и нередко между ними «завязывалась дружба», как выразился один отставной офицер советского флота. Но чаще они питали друг к другу неприязнь, которая порой принимала странные формы. Русские упорно преподносили в подарок высокопоставленным представителям союзников, срок командировки которых подходил к концу, живых северных оленей. Ни один из чиновников не мечтал об олене, которого Толли называл «злобным, полудиким зверем размером с корову», отличающимся при этом упрямым нравом. Но русские утверждали, что оленей дарят, отдавая должное давней традиции, поэтому одариваемые чувствовали себя обязанными принимать животных во избежание дипломатических скандалов. Толли подозревал, что никакой такой традиции не существовало, а дарили оленей смеха ради, чтобы досадить западным чиновникам, которые не нравились русским.

Один британский адмирал неохотно принял в дар оленя в Мурманске и погрузил его на эсминец для транспортировки в Архангельск. Животное не смогли вывести с корабля, поэтому британцы подвели его к лееру и сбросили в Северную Двину. Олень доплыл до берега, и «местные жители надолго запомнили, как измученные британские матросы, бранясь, тащили по улицам Архангельска огромного оленя, который упирался всеми четырьмя копытами», – написал Толли. Большинство подаренных животных отправлялось в загон на окраине города.

Черчиллю и Рузвельту как участникам Большой тройки становилось все сложнее игнорировать бесчеловечность сталинского режима. В мае 1943 года Международная медицинская комиссия сообщила, что в 1940 году Советы расстреляли более 4000 офицеров польской армии в Катынском лесу под Смоленском и похоронили тела в общей могиле. До 1991 года русские настаивали, что расстрел совершили нацисты, и это казалось вполне правдоподобным, ведь в этом районе массовые убийства совершали и те и другие.