А когда она приходила в себя и узнавала его, она говорила:
— Освальд, Освальд! вы здесь, — значит, и в смерти, как и при жизни, мы будем вместе!
Видя, как он бледен, она смертельно пугалась; в смятении она звала на помощь Освальду врачей, которые не отходили от ее постели, проявляя исключительную преданность ей.
Освальд не выпускал из рук пылающие руки Коринны; он всегда допивал чашу, наполовину ею выпитую; одним словом, он так неистово стремился разделить со своей подругой грозившую ей опасность, что, видя его пламенную любовь, она перестала сопротивляться и, уронив голову ему на плечо, покорилась его воле. Разве два существа, которые так любят друг друга, что не могут жить врозь, не способны в благородном и трогательном порыве к единению вместе встретить смерть? К счастью, лорд Нельвиль не заразился от больной, за которой так заботливо ухаживал. Коринна выздоровела; но другой недуг еще глубже прокрался в ее сердце. Великодушие и любовь, которые выказал ее друг, еще усилили ее привязанность к нему.
Глава четвертая
Чтобы уберечься от свирепствовавшей в Риме заразы, Коринна и лорд Нельвиль решили вместе уехать в Венецию. Как и прежде, они умалчивали о своих планах на будущее; но никогда еще не говорили они с такой нежностью о взаимных чувствах, и Коринна, как и лорд Нельвиль, старалась избегать разговоров, которые могли бы нарушить сладостный покой этих часов. Каждый день, проведенный с ним, приносил ей такую радость, а он с таким удовольствием беседовал с подругой, с такой неустанной и напряженной заботой следил за всеми ее движениями, угадывая малейшие ее желания, что ему уже представлялось невозможным вести иной образ жизни и, даря столько счастья, не быть счастливым самому. Коринна упивалась блаженством, и оно казалось ей залогом прекрасного будущего. Когда проживешь несколько месяцев в таком душевном состоянии, уже начинаешь думать, что это и есть истинная жизнь и так будет вечно. Тревоги Коринны улеглись, и к ней снова вернулась спасительная беспечность.
Но все же накануне отъезда из Рима ею овладела глубокая печаль. На сей раз она и боялась, и хотела уехать отсюда навсегда. В ту ночь ей не спалось, и она слышала, как под ее окнами прошла с песнями группа римлян и римлянок, гулявших при луне. Коринна не устояла перед желанием присоединиться к ним и пройтись еще раз по любимому городу; она поспешно оделась и велела слугам издали следовать за нею в карете; закрыв лицо вуалью, чтобы ее не узнали, она пошла на расстоянии нескольких шагов за веселой компанией, которая остановилась на мосту Святого Ангела против мавзолея Адриана. Звучавшая в этом месте музыка словно говорила о тщете земного великолепия. Казалось, будто в воздухе витает гигантская тень Адриана и он дивится, не находя на земле никаких следов былого могущества, кроме своей одинокой гробницы. Компания отправилась дальше, продолжая петь в ночной тишине, в час, когда счастливые спят. Эти сладостные звуки, казалось, стремились принести утешение страждущим. Коринна шла все вперед, увлекаемая неодолимою прелестью мелодии, которая окрыляет человека, заставляя его позабыть усталость.
У колонн Антонина и Траяна певцы опять остановились; затем они задержались у обелиска Святого Иоанна Латеранского, и перед каждым из этих памятников снова полилась песня: возвышенный язык музыки превосходно гармонировал с возвышенной идеей, выраженной этими монументами; глубокой ночью, когда уснули все мелочные повседневные заботы, в городе царило лишь высокое воодушевление. Наконец певцы удалились, и Коринна осталась одна у Колизея. Ей захотелось войти в него и проститься с древним Римом. Кто видел Колизей только при свете дня, тот не знает его. Ослепительное солнце Италии всему придает праздничный вид; но только при лунном свете оживают руины! Небосвод, виднеющийся сквозь отверстия в стене амфитеатра, словно вздымающейся к облакам, порой напоминает темно-синюю завесу, протянутую позади здания. Растения, которые обвивают полуразрушенные стены или прозябают в пустынных уголках, обычно одеваются в цвета ночи; душа трепещет и приходит в умиление, пребывая наедине с природой.
Одна сторона здания разрушилась значительно больше другой; так двое современников с различным успехом ведут борьбу со временем: более слабого оно повергает в прах, меж тем как другой еще сопротивляется, но тоже обречен вскоре упасть.