Корни

Самсона нигде не было видно. Кунта не представлял, куда он делся, но был рад его отсутствию. Через несколько дней он увидел ненавистного черного. Вся спина его была исполосована кнутом – от этого Кунта обрадовался еще больше. Но теперь кнут надсмотрщика обрушивался на его собственную спину при каждом мельчайшем промахе.

Кунта знал, что за ним пристально наблюдают. Он стал работать, как остальные – быстрее и энергичнее, когда тубоб находился рядом, и медленнее, когда его не было. Кунта беспрекословно выполнял все, что ему поручали. Когда день заканчивался, он нес печаль, скрытую глубоко в душе, с полей в свою крохотную хижину.

От одиночества Кунта начал разговаривать сам с собой. Чаще всего мысленно, но иногда и вслух.

– Отец, – говорил он, – эти черные не похожи на нас. Их кости, их кровь, их сухожилия, их руки и ноги не такие, как у нас. Они живут и дышат не для себя, а для тубобов. У них вообще ничего нет – даже дети им не принадлежат. Они кормят и воспитывают их для других.

– Мама, – говорил он, – эти женщины наматывают ткань на голову, но не умеют правильно завязать тюрбан. Они не умеют готовить – почти во всей их еде есть мясо или жир нечистой свиньи. Многие из них спят с тубобами – я видел их детей, проклятых сассо борро, полукровок.

Кунта разговаривал со своими братьями – Ламином, Суваду и Мади. Он рассказывал им, что даже мудрейшим старейшинам не известно, насколько опасны тубобы. Самые свирепые звери не так страшны, как они.

Так проходила луна за луной. Вскоре острые иглы льда стали падать и таять, превращаясь в воду. А потом сквозь темную красноватую почву стала пробиваться зеленая трава, на деревьях набухли почки и снова запели птицы. Затем настало время пахоты и посадки семян в бесконечные борозды. И вот солнечные лучи настолько раскалили землю, что Кунта стал шагать очень быстро, а если нужно было остановиться, приходилось переступать с ноги на ногу, чтобы не обжечься.

Кунта по-прежнему выжидал подходящего момента и продумывал план, надеясь, что тубобы проявят легкомыслие и забудут о нем. Но ему казалось, что теперь за ним следят и черные, даже когда надсмотрщика и других тубобов нет поблизости. Нужно было найти способ избавиться от этого пристального внимания. Возможно, удастся воспользоваться тем, что тубобы воспринимают черных не как людей, а как вещи. Поскольку реакция тубобов на черные вещи зависела от того, как эти вещи действовали, он решил вести себя максимально пристойно, чтобы не вызывать подозрений.

Преисполненный презрения к самому себе, Кунта начал вести себя так, как это делали другие черные, когда тубоб находился рядом. Как бы он ни старался, ему не удавалось заставить себя улыбаться и лебезить, но он старался демонстрировать готовность помочь – пусть даже и не дружелюбие. А еще он изо всех сил старался показывать свое трудолюбие и занятость. К этому времени Кунта уже выучил много тубобских слов – он всегда очень внимательно прислушивался к тому, что говорили вокруг него – и на полях, и в хижинах по вечерам. Хотя сам по-прежнему не разговаривал, но стал показывать, что понимает.

Хлопок – одна из главных культур фермы – в земле тубобов рос очень быстро. Вскоре цветки его превратились в твердые зеленые шарики, а потом раскрылись, обнажив белый пух. Все окрестные поля побелели. Рядом с ними наделы Джуффуре казались просто крохотными. Настало время сбора урожая, и утренний рог стал звучать все раньше – по крайней мере, так казалось Кунте. Хлыст надсмотрщика начинал щелкать еще до того, как рабы поднимались с постелей.

Наблюдая за черными в поле, Кунта быстро понял, что в согнутом положении тащить за собой длинный холщовый мешок, куда складывали собранный хлопок, становится легче. Потом мешок тащили к повозке, которая ожидала сборщиков в конце поля, и высыпали. Кунта наполнял свой мешок дважды в день – средний показатель. Впрочем, были и такие, которые собирали хлопок так быстро, что руки их буквально мелькали над растениями. Другие ненавидели их и завидовали. Такие умельцы выкладывались на поле целиком и полностью, чтобы понравиться тубобам. К закату они успевали наполнить и высыпать свои мешки не меньше трех раз.

Когда повозка заполнялась, ее отправляли в амбар на ферму, но Кунта заметил, что нагруженные повозки с табаком, который собирали на больших полях рядом с хлопковыми, отправляются по дороге куда-то в другое место. Проходило четыре дня, прежде чем они возвращались пустыми – как раз в тот момент, когда отправлялась следующая нагруженная повозка. Кунта начал замечать и другие груженные табаком повозки – по-видимому, с соседних ферм. Они катили по главной дороге в отдалении, и порой их тащили сразу четыре мула. Кунта не знал, куда направляются повозки, но понимал, что едут они далеко, потому что на лице Самсона и других кучеров по возвращении читалась страшная усталость.