Я играл на балу, но когда стало известно о бунте, все кончилось. Мисси визжали и носились по всему залу, массы наставили ружья на нас, ниггеров из оркестра. В этой суматохе я выскользнул на кухню и прятался в мусоре, пока все не разошлись. А потом вылез в окно и стал выбираться из города закоулками, где потемнее. Я почти выбрался, но вдруг услышал за спиной крики и топот ног. Люди бежали прямо ко мне. Я как-то сразу догадался, что это не черные, но дожидаться не стал. Срезал угол, пригнулся, но слышал, что меня догоняют. Уже начал молиться и тут увидел щель и закатился в нее.
Там было тесновато. Спина у меня страшно зудела. И тут белая шваль пронеслась мимо с криками и горящими факелами. Они орали: «Хватайте этого ниггера!» Тут я почувствовал что-то мягкое, чья-то рука зажала мне рот, и какой-то ниггер сказал: «В следующий раз стучись!» Оказалось, что это сторож склада. Он видел, как толпа буквально растерзала его приятеля, и не собирался вылезать из своего убежища до следующей весны – если все затянется.
Ну потом я пожелал ему удачи, вылез и понесся к лесу. Это было пять дней назад. Я бы добрался раньше, но на дорогах столько патрульных, что пришлось пробираться лесом. Ел ягоды, спал в ямах с кроликами. Все было хорошо, а вчера в нескольких милях отсюда меня увидела белая шваль.
Их хлебом не корми, дай только исполосовать какого-нибудь ниггера. Они бы меня повесили – у них и веревка с собой была! Дело было плохо, но они все же стали гадать, чей я ниггер и куда иду. Я пытался объяснить, но они меня не слушали – пока не сказал им, что я скрипач. Ух, как же они взвыли: «Тогда сыграй!»
Я чуть не обделался от страха, Африканец! Ты никогда не слышал такого концерта, какой я устроил прямо посреди дороги. Играл «Индейку в соломе», знаешь, белая шваль это любит… Я так разошелся, что они начали подпевать, хлопать и притоптывать. Я не останавливался, пока они не устали и не сказали, что я могу идти – и поскорее! Я ждать не стал и побежал. Завидев лошадь, экипаж или повозку, спрятался в канаву – а тут ты появился! И вот он я!
Так за разговорами они катили по узкой дороге к большому дому. И вот впереди уже раздались крики, а потом показались и рабы, которые бежали к повозке.
– Можно подумать, нашли без вести пропавшего!..
Хотя Скрипач ухмылялся, Кунта чувствовал, как тронут этот человек. С улыбкой он сказал:
– Похоже, тебе придется рассказывать все сначала.
– Ты знал и не остановил меня? – возмутился Скрипач.
– Ну если тебе будет лень, здесь есть я!
Глава 78
В последующие месяцы заговорщиков хватали, судили и казнили одного за другим. В конце концов схватили и Габриэля Проссера. Постепенно новости о ричмондском бунте сошли на нет, и масса с друзьями вновь стали обсуждать политические проблемы. О том же говорили и рабы. Кунта, Белл и Скрипач изо всех сил старались собрать воедино те клочки информации, какие им удавалось добыть. Разговоры шли о выборах следующего президента. Масса Аарон Бёрр состязался с другим знаменитым массой, Томасом Джефферсоном. Джефферсон победил – и неудивительно, ведь его поддерживал влиятельный масса Александр Гамильтон. Но масса Бёрр, заклятый враг массы Гамильтона, стал вице-президентом.
Про массу Бёрра никто ничего не слышал, а вот от кучера, родившегося в Вирджинии неподалеку от плантации Джефферсона Монтичелло, Кунта узнал, что лучшего массы и желать нельзя.
– Этот кучер сказал мне, что масса Джефферсон никогда не позволял своим надсмотрщикам никого бить, – рассказывал Кунта рабам. – Черных хорошо кормили, женщинам разрешалось прясть и шить красивую одежду. А еще их обучали разным ремеслам.
Кунта слышал, что, когда масса Джефферсон вернулся домой после долгой поездки, рабы встречали его за две мили от плантации. Они выпрягли лошадей и радостно провезли экипаж до самого большого дома, а там внесли массу в дом на своих плечах.
Скрипач презрительно хмыкнул:
– Да всем известно, что эти ниггеры – собственные дети массы Джефферсона от его светлой рабыни по имени Салли Хемингс.
Он хотел сказать еще что-то, но Белл его перебила, чтобы поделиться интересной новостью.
– Как говорит их кухарка, масса Джефферсон больше всего любит кролика, замаринованного на ночь в масле с тимьяном, розмарином и чесноком, а на следующий день тушенного в вине, пока мясо не начнет отставать от костей.
– Да ну! – саркастически воскликнул Скрипач.
– Вот посмотрим, как ты запоешь, когда приползешь ко мне за добавкой пирога с ревенем! – сердито отрезала Белл.
– Да не очень-то и хотелось! – парировал тот.
Не желая быть крайним, как это часто случалось в прошлом, когда он пытался примирить поссорившихся жену и Скрипача, Кунта сделал вид, что ничего не слышал, и просто продолжал рассказывать с того места, где его перебили.