Корни обнажаются в бурю. Тихий, тихий звон. Тайга. Северные рассказы

— Раздевайтесь, — растерянно пригласила она. — Садитесь, Вениамин Петрович.

— Спасибо, шел — вижу огонек, а днем, сама знаешь, все недосуг.

Он сел на предложенный стул, оглядывая просторную комнату, и его зоркий взгляд отмечал малейший беспорядок: у дверцы на плите был отбит уголок, портрет Тимирязева слегка сдвинулся в сторону, патронташ на стене рядом с ружьем на две трети пуст, и книги на полке вразнобой стоят, все перепутано, во всем ощущается отсутствие хозяина.

Сложное чувство привело в этот дом Вениамина Петровича; план в леспромхозе перевыполнялся из месяца в месяц, большинство рабочих говорило о новом директоре все одобрительнее; он быстро привык к новому положению, и на совещаниях в обкоме Игреньский леспромхоз уже дважды ставили в пример другим, и корреспонденты «Северогорской правды», ребята бывалые, тертые, любившие поболтать и повеселиться при случае, были частыми гостями в леспромхозе. Он согласился с предложением комсомольцев открыть с нового года курсы лесоводства, пришлось уступить, в конце концов при умелом отношении, несомненно, полезное дело; ведь раньше Головин, не считаясь с возможностями, придавал этому слишком большое значение, выдвигал непомерные требования и, естественно, терпел неудачи. И последнее собрание он провел блестяще, потом, смерть почти всегда примиряет. В их отношениях с Головиным бывали тяжелые моменты, оба они прошли долгий и трудный путь, но теперь Вениамин Петрович все больше убеждался, насколько он был трезвее, насколько дальше предвидел и предугадывал, и думал, что скоро это поймут и другие, потому что двух правд в жизни не бывает, жизнь не терпит двойственности, и побеждает всегда одно, то, что нужнее жизни и людям, что нужнее в данный момент. В этом жизнь всегда безжалостна.

Вступив в должность директора, Вениамин Петрович опасался гораздо больших трудностей для себя, но люди остаются людьми всегда и быстро забывают. Мало ли в жизни мечтателей и проектов, они приходят и уходят, а кусок мяса для человека важнее самых захватывающих идей. По данным последнего месяца, заработки увеличились почти на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом, такой факт многого стоит; пусть Глушко холодноват и себе на уме, но лед и здесь вот-вот тронется, и к тому же через месяц перевыборное намечено. Готовясь в наступление, нужно укрепить тыл — еще один и, быть может, самый важный просчет Головина, в жизни ведь не бывает мелочей, и если сказать по-другому, то вся жизнь состоит из мелочей, и любую из них нельзя упустить.

Все шло хорошо, пожалуй, до вчерашнего вечера, и гром грянул, как говорится, неожиданно, среди ясного неба, и был совершенно дурацкий вечер, затем тяжкая бессонная ночь. Мешая спать жене, он вставал, зажигал свет, рассматривал свои короткие волосатые ноги, огромными кружками пил ледяную воду и безостановочно кружил в нижнем белье по просторным комнатам, шлепая босыми ногами по холодным половицам пола, и его уверенность, по крайней мере для него самого, была подорвана, нужно было немедленно что-то делать, немедленно, говорил он, сейчас, но все дело было в том, что он был застигнут врасплох, он, конечно, обещал и курсы лесоводства комсомольцам, но сам-то он никогда не думал об этом серьезно. Он так сильно растерялся впервые за всю свою жизнь, он работал честно и отдавал все, что мог, никто, конечно, ничего не поставит ему в вину, но сама мысль о том, что Головин все-таки оказался умнее и дальновиднее, была не очень-то приятна, она вошла в прочно налаженный мир, в обретенную, наконец, устойчивость этаким тихим резонансом, и чем дальше, тем больше; он уже видел, как опять начнет смотреть на него присмиревший последнее время Глушко или этот воитель Анищенко… Да мало ли их «как» и «что» может теперь быть, сказал он, скашивая глаза на стол, на распечатанное письмо, которое пришло вечером из Москвы на имя директора Игреньского леспромхоза, и пытаясь себя успокоить тем, что все это в конце концов ерунда и не стоит придавать этому значения. По сути дела, ни его самого, ни его работы это не касалось, а самолюбие всегда можно сунуть куда-нибудь поглубже и от себя самого.

Вениамин Петрович не заметил, как начал рассуждать вслух, и, стараясь успокоиться, остановился посреди комнаты, быстрым нервным движением потер маленькие крепкие руки.

— Что ж, самое главное — дело, — сказал он вслух, и в большой пустоватой комнате голос прозвучал отрезвляюще. Вениамин Петрович прислушался, склонив голову; было слишком тихо, и то ли от этой давящей тишины, то ли от неприятных мыслей Вениамин Петрович почувствовал усталость.