Корни обнажаются в бурю. Тихий, тихий звон. Тайга. Северные рассказы

Головин, начальник снабжения, пожилой капитан второго катера то начинали спорить, то опять замолкали, изредка вставлял слово Шамотько. Одни предлагали вызвать спасательную команду, другие возражали; глубина оказалась небольшой, семь-восемь метров, и, по мнению рыжеватого капитана, нужно было попробовать вытащить своими силами хотя бы тракторы, потому что водолазов можно ожидать месяца полтора, а то и два, и спор разгорался. Афоня покосился в темноту, на ближние ели злым глазом; они вместе с Александром, Анищенко, Косачевым сидели в стороне и тоже тихонько обсуждали случившееся, гадали, наскочила ли баржа по недосмотру на топляк или затонула просто от старости.

— Виноватого найдут, — авторитетно заявил Афоня. — За милую душу влепят, до пенсии не отработать, да еще и сыну останется.

На Холостяка испуганно поглядел рулевой затонувшей посудины и спросил, понижая голос:

— А что может быть, хлопцы?

— Тише, — прервал Александр, вслушиваясь в слова Головина, который, взвесив все предложения, решил вызвать водолазов.

— Да неправильно это, Трофим Иванович, — сказал Александр, придвигаясь к костру и почему-то краснея. — Пока то да се, части заржавеют, песком занесет.

— А у тебя есть другой выход?

— Вытащить.

— Как?

— Да просто. У нас еще два дизеля есть, сгрузить их на берег, зацепить тросами и вытащить.

Афоня недоверчиво поглядел на него и неопределенно хмыкнул.

— Зацепить… А ты полезешь?

— Говорю — значит, полезу.

Головин встал, щурясь на костер, походил, ожидая, все молчали.

— Возможно, возможно, — сказал он. — Вот, черт возьми, незадача… Все-таки река. Трактор трактором, а человек человеком.

— Можно расписку дать, — поднял голову Александр. — Сами…

— Брось, — Головин встал, отряхнул брюки. — Кому нужна твоя расписка? Ты всегда что-нибудь придумаешь, — сердито прибавил он, глядя на реку поверх головы Александра.

Афоня подбросил в костер сухих веток; тут же взметнувшись, пламя отбросило тьму, ярко высветлило лица сидящих вокруг костра людей.

Немного погодя из-за цепи сопок выкатилась луна, и костер показался лишним; лунный свет, все обволакивая, пролился на тайгу мягко, река тускло засеребрилась, гребни сопок проступили в небе отчетливее и резче.

Разговор у костра на время умолк, стал различим идущий по фарватеру реки лес, десятки тысяч бревен густо сливались в одну сплошную темную полосу, и только был слышен негромкий шорох и стук трущихся друг о друга лесин.

— Наш лесок подваливает, — сказал Афоня довольно.

— Место красивое…

— Черт бы побрал такую красоту, — с тоской возразил рулевой затонувшей баржи, заворочавшись.

Потом все услышали доносившуюся издали песню — пели, вероятно, сплавщики, что-то очень русское, широкое и сильное; когда песню подхватывал десяток голосов, все отчетливо слышали слова:

Магадан, Магадан —
Столица колымского края…

Над хором свободно поднимался высокий молодой голос, и Косачев подошел к берегу. В той стороне, откуда лилась песня, был заметен слабый отблеск костра, а дальше, где-то на самом краю ночи, невидимый отсюда вулкан, тускло подсвечивая небо, гасил слабый блеск звезд.

10

Утром на берегу валили лиственницы, устанавливали лебедки, обкатывали сгруженные дизели; с двух лодок промеряли глубину. Головин искоса следил за Александром; вчера во время спора, подергивая себя за ус, Шамотько пошутил насчет тестя с зятем: с самого начала не ладят, мол, и Головин даже при свете костра заметил, как вспыхнуло лицо Александра; пожалуй, теперь понятнее настороженность парня, ведь переплетет иногда жизнь, и самый опытный глаз не разберется. Александр дружил с Ириной, их дружба оборвалась, кажется, в самом начале, но кто знает… Дружба-то оборвалась, но вполне могло начаться нечто более серьезное, и не так-то просто что-либо решить. Он ведь в самом деле обрадовался решению дочери поработать год-другой до института, пусть, мол, подумает, выберет, дело серьезное, на всю жизнь, да и повзрослеет под присмотром, и вот тебе. Ну Ирина, как же он раныне-то ничего не заметил, старость, что ли, в самом деле подходит?

— Есть! — закричал Александр. — Слушайте, слушайте…

Он сильно дернул погруженную в воду веревку с железной болванкой на конце, и все услышали, как глухо, но отчетливо звякнул под водой металл.

— Есть! — повторил Александр и стал быстро раздеваться, и Афоня Холостяк, взглянув на зеленоватую морщинистую воду, поежился.

— Не куксись, — сказал ему Шамотько, протягивая Александру флягу со спиртом.