— А мы с Ширил после так и не помирились. Притворялись, будто все хорошо, будто обиды забыты, но вместе тусовались все меньше и меньше. Однако я только рада была. Потому что к тому времени уже спала с отцовским приятелем, Джорджем Ругером, и не хотела, чтоб целая куча подруг, ошивавшихся рядом, начала любопытствовать, откуда у меня вдруг завелось столько денег.
Шторы, всколыхнувшись, опали, хлынувший в спальню свет снова сменился сумраком. Ангус протяжно зевнул.
— Ладно. Сейчас что делаем? — спросил Джуд.
— Ты с такой штукой баловался когда-нибудь?
Джуд отрицательно покачал головой.
— Значит, так. Оба кладем руки на указатель, — сказала Джорджия и потянулась к указателю, но тут же передумала и отдернула руку. Правую.
Однако было поздно: Джуд ухватил ее за запястье, отчего Джорджия вздрогнула, будто даже запястье руки отозвалось на прикосновение болью.
Прежде чем отправиться в душ, она сняла бинты, а заново забинтовать руку не успела. При виде ее ладони без повязки у Джуда перехватило дух. Казалось, ладонь мокла в ванне не один час: кожа сморщилась, побелела, размякла. Однако большой палец выглядел еще хуже. В полумраке Джуду на миг показалось, будто с него кожа слезла вообще. Воспалившийся палец жутко побагровел, а впалый, желтоватый от гноя, до черноты потемневший посередине кружок нарыва расползся по подушечке почти во всю ее ширину.
— Бог ты мой, — выдохнул Джуд.
Невероятно бледное, исхудавшее лицо Джорджии под вуалью дрожащей тени оставалось на удивление безмятежным. Ничего не ответив, она выдернула руку из Джудовых пальцев.
— Без руки хочешь остаться? — раздраженно спросил Джуд. — Хочешь проверить, переживешь ли заражение крови?
— Знаешь, сейчас мне уже не так страшно умереть, как еще пару дней назад. Смешно, правда?
Джуд открыл было рот, но не нашелся с ответом. Желудок сжался в тугой холодный комок. Если воспаленный палец оставить как есть, без лечения, дело кончится смертью, и Джорджия понимала это не хуже него, однако смерти нисколько не боялась.
— Смерть — еще не конец, — продолжала она, — я теперь точно знаю. И ты тоже знаешь.
— Но это еще не повод, чтоб ложиться да помирать. Чтоб совсем о себе не заботиться.
— А я помирать и не собираюсь. Просто ни в какие больницы идти не согласна. Мы уж который раз к этому возвращаемся. Сам понимаешь: кто нас с собаками пустит в операционную?
— Доктора можно вызвать прямо сюда. Денег у меня хватит.
— Я ведь уже говорила: не верю я, что доктора с этим могут помочь, — отрезала Джорджия, подавшись вперед и дробно постучав костяшками левой ладони о доску Уиджа. — Вот что куда важнее всяких больниц. Пойми ты: собак Крэддок рано или поздно перехитрит, отыщет лазейку, и, думаю, с этим у него не затянется. Не сможем мы вечно держать собак при себе, и потому нам с тобой нельзя терять ни минуты. Нет, смерти я не боюсь, но с одним условием: чтоб он меня там, за порогом, не ждал.
— Ты просто больна. Все это — горячечный бред. Тебе не дурацкое шаманство с доской, тебе антибиотики требуются.
— Мне требуется, — ответила Джорджия, не сводя с Джуда ярко блестящих глаз, — чтоб ты, блин, заткнулся и положил руку на указатель.
30
Вызвавшись взять переговоры с духами на себя, Джорджия положила левую руку рядом с рукой Джуда на указатель (со временем Джуд вспомнил, что называется эта штука планшеткой). Услышав, как Джорджия звучно переводит дух, он поднял взгляд. Джорджия смежила веки, но не так, будто собиралась погрузиться в мистический транс — скорее будто перед прыжком в воду с вышки, чтоб одолеть холодок в животе.
— Окей, — заговорила она. — Меня зовут Мэрибет Стейси Кимболл. В течение пары не самых радужных лет жизни я звалась Морфиной, а тот, кого я люблю, упорно зовет меня Джорджией, хотя жутко меня этим злит, но на самом деле я — Мэрибет. Таково мое настоящее имя.
Чуть приоткрыв глаза, она взглянула на Джуда из-под ресниц.
— Представься тоже.
Однако стоило ему раскрыть рот, Джорджия вскинула кверху ладонь.
— Тут настоящее имя нужно. Имя, принадлежащее твоему истинному «я». Истинные имена — штука немалой важности. В словах правды заключен заряд особенной силы, достаточной, чтоб вернуть мертвого в мир живых.
Все это казалось несусветной глупостью, пустыми забавами, напрасной тратой времени — детством сплошным, да и только. Однако музыкальная карьера подбрасывала Джуду немало поводов почувствовать себя идиотом. Как-то раз, например, на съемках видеоклипа ему со всей группой — с Диззи, Джеромом и Кенни — пришлось в притворном ужасе бежать через поросший клевером луг, а по пятам за ними мчался карлик в грязном лепреконском наряде и с бензопилой в руках. Со временем у Джуда выработалось нечто вроде иммунитета, способности не чувствовать себя глупо ни в каком положении, и сейчас он замешкался вовсе не из нежелания говорить. Он просто честно не знал, что сказать.
— Меня, — наконец сказал он, взглянув на Джорджию, — зовут… э-э… Джастин. Джастин Ковзински. Наверное. Хотя я не отзываюсь на это имя с девятнадцати лет.