Король франков

Герцог сидел в кресле, спиной к окну; супруга стояла рядом, с пушистой собачкой на руках.

   — Вот и наш герой явился! — Ричард поднялся, обнял сына. — Я рад тебя видеть, Можер.

Опустив собачонку на пол, подошла герцогиня:

   — Наконец-то наш сын с нами, — и подставила щёку для поцелуя. — Я так и думала, что он похудеет. А шрам на щеке?.. Откуда он?

   — Голова сарацина, пролетая мимо, вцепилась зубами.

   — Франки уже выступили в поход? — спросил герцог.

   — Я уехал днём раньше. Король не взял меня с собой.

   — И правильно сделал. Прежде чем расстаться с головой, сначала надо ею подумать. Норманны не вмешиваются в дела франков, пока те не попросят их. Но Гуго не пошлёт за помощью, Лан — столица его королевства, вот и пусть отвоёвывает её у брата Лотаря. Это дело его чести. Позови он на помощь союзников — и от него отвернутся: тоже мне, король, не смог отобрать собственный город.

   — Я и уехал оттуда, потому что началась эта война. Что мне было делать в пустом дворце, слушать болтовню фрейлин?

Мать, чуть сощурив глаза, внимательно вгляделась в сына:

   — Только потому ты и покинул Париж? Или по иной причине?

   — Какая может быть ещё причина, матушка, ведь я только что сказал...

   — А ну, посмотри мне в глаза! А это что? — герцогиня указала пальцем на шрам на шее, вернее, на часть его, видневшуюся из-под туники. Она сдвинула тунику и ахнула, увидев весь шрам: — Откуда это, Можер? Тебя ранили? Ты ходил на войну?

   — Да ведь Гуго писал, что он рубился с сарацинами, — вступился Ричард. — Или ты не помнишь?

   — Как же! Могу сказать слово в слово: «Ваш сын жив и здоров, лишь небольшие царапины на теле». Этот шрам в полшеи он называет царапиной? Я так и знала, что дело добром не кончилось и наш сын пострадал больше всех.

   — Пустяки, матушка, не стоит обращать на это внимания. Или ты видела викинга без шрамов?

   — Я не видела норманна, от которого за милю несло бы кремами, пудрами и мазями, как от тебя! Что скажешь на это матери? А откуда волос на плече? Да, да, вот этот самый!

И Гуннора, сняв с плеча Можера волос, поднесла его к глазам сына.

   — Должно быть, это мой, — улыбнулся Можер.

   — Такой длинный? А почему белый? Разве ты сед?

   — Как бы тебе сказать, матушка... Дело в том, что я...

   — Можешь не продолжать, я и так тебе скажу: вместо того, чтобы первым делом поздороваться с отцом и поцеловать мать, ты помчался к одной из своих шлюх, которых здесь оставил! Святой Боже, я-то думала, мой сын отправился к франкам, дабы явить им образец сильного, смелого, сурового воина, а он вернулся оттуда ещё более беспутным, чем был до того!

   — Матушка, ну почему ты меня не выслушаешь? — Можер повернулся к отцу. — Она мне и рта не даёт раскрыть.

   — Гуннора! — прикрикнул на жену герцог. — Сейчас же угомонись, не то я выведу тебя отсюда!

Герцогиня сразу остыла: гнев супруга был ей хорошо известен.

   — Не сердись на мать, — обратился Ричард к сыну, — ведь она так ждала тебя, теперь не может налюбоваться, да вот обнаружила какой-то волос. Объясни, чей он, и оставим это.

   — Дело в том, — начал Можер, — что я приехал не один...

   — A-а, понимаю, — закивал герцог, — ты привёз с собой, вероятно, друга? Что ж, пусть поживёт у нас, найдём ему место. А пока хочу сказать тебе кое о чём. Пришло письмо от императрицы Феофано. Она рада была познакомиться с сыном герцога Ричарда. Пишет, что восхищена его умом, смелостью, силой и не теряет надежды свидеться вновь. Я читал и диву давался: уж не спал ли ты с ней, что она прониклась таким вдохновением?

   — Почему бы и нет? — пожал плечами Можер. — Разве она не такая же женщина, как все?

   — Можер! Ты что же, затащил в постель саму императрицу?!

   — Наоборот, это она затащила меня.

Герцог от души расхохотался.

   — Но за каким чёртом ты потащился в Ахен? — немного погодя спросил он. — Что ты там забыл?

   — Хотелось посмотреть, так ли хороши в постели императрицы, как дочери и жёны аристократов.

   — И что же?

   — По-моему, ничуть не лучше остальных.

Герцог снова закатился смехом.

Гуннора бросила на него укоризненный взгляд, потом перевела глаза на сына и покачала головой:

   — Можер, отец посылал тебя к франкам, чтобы ты помог Карлу Лотарингскому, спасшему его однажды от смерти. А ты чем занимался? Ублажал принцесс, королев и добрался даже до самой императрицы!

   — Не говоря уже о придворных дамах двух королей: последнего Каролинга и первого Капетинга, — в тон ей добавил герцог.

   — Ради бога, прости меня, матушка, если я в чём-то провинился, — проговорил Можер, целуя руку матери, — но что же я могу поделать, если они виснут на шее? К тому же пост, который я занимал при юном короле Роберте, просто обязывал меня...

С любовью глядя на сына, герцогиня глубоко вздохнула:

   — Нет, Можер, пора тебя женить, пока ты не добрался до соседних государств.

   — Но, матушка, ведь именно об этом я и хотел сообщить, потому и приехал...

   — Я ведь сказал, что вызову тебя нарочным, когда придёт время, — перебил герцог. — Твоя невеста ещё не подросла.

   — Она уже подросла, отец. Мало того, она скоро родит вам внука.

Герцог — точно статуя Фидия — ни слова в ответ. Мать же как подменили: кротко улыбнувшись, она подошла к сыну: